Юрий Милославский, или Русские в 1612 году. Михаил Загоскин

чтоб никому не в примету.

      – Слушаю, батюшка, слушаю!

      – Что б я ни говорил, кричи только «виновата!», а там уж не твое дело. Третьего дня пропали боярские красна; если тебя будут о них спрашивать, возьми ковш воды, пошепчи над ним, взгляни на меня, и как я мотну головою, то отвечай, что они на гумне Федьки Хомяка запрятаны в овине.

      – Ах, батюшки светы! неужто в самом деле Федька Хомяк?..

      – Ономнясь он грозился поколотить меня, так пусть теперь разведается с приказчиком.

      – Постой-ка! да ты, никак, шел оттуда, как я с тобой повстречалась?

      – Молчи, старая карга! Ни гугу об этом! Слышишь ли? видом не видала, слыхом не слыхала!

      – Слышу, батюшка, слышу!

      – Завтра приходи опять сюда: мне кой-что надо с тобой перемолвить, а теперь убирайся проворней. Да смотри: обойди сторонкою, чтоб никто не подметил, что ты была у меня, – понимаешь?

      – Разумею, кормилец, разумею.

      – Ну, то-то же, ступай!

      – Прощенья просим, батюшка Архип Кудимович!

      – Постой-ка, никак, собака лает?.. так и есть! Кого это нелегкая сюда несет?.. Слушай, Григорьевна, если тебя здесь застанут, так все дело испорчено. Спрячься скорей в этот чулан, закинь крючок и притаись как мертвая.

      Григорьевна вошла за перегородку и, захлопнув дверь, прижалась к улью, за которым лежал Кирша. Чрез минуту несколько человек, гремя саблями, с шумом вощли в избу.

      – Гей, москаль! – закричал один голос. – Нет ли у тебя кого-нибудь здесь?

      – Никого, батюшка.

      – Ты врешь! У тебя спрятан мошенник, которого мы ищем.

      – Видит бог, нет!

      – Говори всю правду, а не то я с одного маху вышибу из тебя душу. Гей, Будила! и ты, Сума, осмотрите чердак, а мы обшарим здесь все уголки. Что у тебя за этой перегородкой?

      – Пустые ульи да кой-какая старая посуда.

      – Лжешь, москаль! Дверь приперта изнутри: там кто-нибудь да есть. Ну-ка, товарищи, в плети его, так он заговорит.

      – Помилуйте, господа честные! Всю правду скажу: там сидит женщина.

      – Женщина! Да на кой же черт ты ее туда запрятал?

      – Не погневайся, кормилец; вы люди ратные: дальше от вас – дальше от греха.

      – Давай ее сюда, – закричали грубые голоса.

      – Да, кстати: вот, кажется, штоф наливки, – сказал тот, который допрашивал хозяина. – Мы его разопьем вместе с этой затворницей. Выходи, красавица, а не то двери вон!.. Эк она приперлась, проклятая!.. Ну-ка, товарищи, разом!

      – Стойте, ребята, – сказал кто-то хриповатым голосом. – Штурмовать мое дело; только уговор лучше денег: кто первый ворвется, того и добыча. Посторонитесь!

      От сильного натиска могучего плеча пробой вылетел и дверь растворилась настежь.

      – Ай да молодец, Нагиба! – закричали поляки. – Ну, выводи скорее пленных!

      – Полно ж упираться, лебедка, выходи! – сказал широкоплечий Нагиба, вытащив на средину избы Григорьевну. – Кой черт! Да это старая колдунья! – закричал он, выпустив ее из рук.

      – Твоим бы ртом да мед пить, родимый! – отвечала Григорьевна с низким поклоном.

      – Поздравляем,