Про Иону (сборник). Маргарита Хемлин

меня с приездом Мишеньки. К тому же Ольге Николаевне становилось хуже, и Мирослав намеревался активизироваться в подборе новой квартиры.

      Моя решительная встреча с Фимой произошла.

      Утром, пораньше, я предстала перед его глазами.

      Стою, молчу, смотрю ему прямо в лицо. Минуту.

      Вторую. Он молчит, и я молчу.

      Потом я присела на стул и начала:

      – Фима, как я рада, что наконец-то вижу тебя.

      Фима, с похмелья, конечно, шарит под столом – там валяются пустые бутылки.

      Я достала из сумки хорошую пол-литру и протянула:

      – Выпей. А то у нас разговор не пойдет. Лучше не надо, но ты сам выбирай: или пить, или не пить. Я тебе указывать не могу.

      Фима раскупорил бутылку как будто неторопливо, а глазами спешил сильно. На столе – два стакана, грязные, внутри с окурками. Фима обернулся к верстаку, на котором Яшковец проделывал свои малевания, и схватил оттуда стакан – с красной краской на дне. Туда и плеснул не глядя. Получилась настоящая кровь. Не глядя и выпил. Потекло по подбородку, на рубашку. А Фима наливает второй раз. И опять кровь. Мне стало страшно, даже жалко.

      – Дай стакан тебе помою. По старой памяти.

      Только тут Фима увидел, откуда пьет и какого цвета.

      Упал на лежанку и застонал.

      Я во время эвакуации слышала в госпитале, как стонали раненые без рук, без ног, без языка. От всего человека остается только стон. Ой!

      Я пересела к нему, обняла за плечи и заплакала. Он стонет, я плачу. Он стонет, я плачу.

      Фима говорит:

      – Ты думала, я умру. А я жить хочу. Сам себя терпеть не могу. А жить хочу. Зачем явилась?

      А я плачу, не могу остановиться.

      – Я твоим слезам не верю. Говори насухую. – Фима крепко схватил меня за плечо.

      А я плачу и рыдаю насквозь.

      Он встал, в тот же кровавый стакан плеснул водки и протягивает мне:

      – На, выпей, успокоишься.

      Я хотела оттолкнуть, но побоялась разозлить Фиму и выпила.

      Утерла губы и сказала:

      – Насчет Миши. Во-первых. Насчет твоей дальнейшей жизни. Во-вторых. Или считай как знаешь.

      Я опасалась одного – что завалится Яшковец и помешает. Кратко описала ситуацию. И предложила шанс: отъехать Фиме в Остер, на свежий воздух и влияние Гили. Там он выправится, придет в себя. Год, два, сколько надо. Влияние творит чудеса, как педагогу мне это известно. А там новым человеком – в новую жизнь.

      И тут таки встрял Яшковец, забежал с работы на обед. Выпить он забежал, ясно, на рабочем месте, видно, закончилось. Увидел бутылку – больше половины. Обрадовался.

      – О, поджигательница собственною персоною! Здоровэньки булы! За шо агитируешь?

      – За жизнь я Фиму агитирую. А ты его спаиваешь, Леня.

      – Ага, я спаюю. Правильно. Хорошую горилку принэсла. Можно попробовать? Чи только для сэбэ?

      Фима молчит.

      Я говорю:

      – У нас с Фимой решительный разговор. Пей скорее, дай нам дойти до конца.

      Яшковец сложил руки на груди