Женщины Никто. Маша Царева

тебе плыло в руки, само собой. Наверное, за все приходится расплачиваться, Полька, – и невозмутимо закурила.

      А у Полины от возмущения даже слезы высохли.

      – Как… Как ты вообще можешь такое говорить? Ты имеешь в виду – я заслужила это, что ли? И что же я такого сделала – может быть, убила кого-то, обокрала?! – Последнее слово она почти выкрикнула. Теперь на них двоих смотрели уже все присутствующие.

      – Ой, ну не надо, – поморщилась Лариса. – Ты всегда брала что хотела, даже не спрашивая, кому это принадлежит. Ни с кем не считалась. То есть по головам ты никогда не шла, но… Полька, неужели ты никогда не задумывалась о том, что ты получила все просто так, а другие – вообще ничего? Хотя тоже старались, мечтали, надеялись?!

      – Под другими ты, видимо, подразумеваешь себя? – стараясь сдержаться, холодно спросила Полина.

      – Хоть бы и так, – Лара нервно дернула плечом. – Вспомни, ты всегда считалась серой мышкой по сравнению со мной. Я была королевой, а ты пригрелась в моей тени. Я тоже была смелой и дерзкой, но все почему-то досталось тебе. А за незаслуженный успех принято расплачиваться, если ты не знала.

      У Полины не было слов, она с брезгливым изумлением смотрела в знакомое лицо: под толстым слоем грима возбужденно раскраснелись щеки, пудра забилась в морщинки под глазами, между крупными желтоватыми зубами застряла крошечная веточка укропа – и не могла понять, не узнавала Ларку. Страшно как, противно. Когда появилась в ней эта мерзость, совсем недавно или присутствовала всегда, а она, Поля, была такой идиоткой, что ничего не замечала? И надо было столько лет терпеть, крепиться, чтобы сейчас на одном дыхании высказать ей все, забить последний гвоздь? Зачем она это делает, какой смысл? Ненависть сочилась по капельке и вот перелилась через край?

      Лариса, видимо, и сама поняла, что на этот раз переборщила. Она всегда позволяла себе шутки на грани, легкое хамство, но все-таки никогда не переходила невидимой границы, за которой дружба заканчивалась навсегда.

      – Я пойду, – буркнула она, даже не подумав, хотя бы на этот раз самой оплатить свой ланч.

      Полина не стала ее останавливать.

      А за соседним столиком девушки из Архангельска все еще тщетно мечтали о «Birkin». Полина обернулась, внимательно на них посмотрела и вынесла безмолвный вердикт, что их обветренные ладошки не сомкнутся вокруг заветной ручки из телячьей кожи никогда. Их лица, раскрасневшиеся от потребительского волнения, были милыми, но на щеках виднелись незалеченные следы подростковых угрей. Их свежесть была изуродована чересчур обильным макияжем. Едва ли московские дарители тысячедолларовых сумок слетятся на тусклый свет этих жирно подведенных глаз.

      Перехватив Полинин взгляд, они смущенно притихли, напряженно на нее уставились, а потом та, что бойчее, посмела тоном торговки сухофруктами с Измайловского рынка спросить:

      – Вам чего?

      – Не «вам чего?», а «что вам угодно?», – с улыбкой поправила Полина, прежде чем обратиться к ее подруге. – Если хотите, можете купить «Bir– kin» у меня. За