Этнокультурная история казаков. Часть III. Славянская надстройка. Книга 4. Коллектив авторов

преемникам на троне, которые потом широко стали ею пользоваться.

      II. Земля Донского Казачьего Присуда

      Кстати, от этого времени, что бы ни говорили поборники теории об «исконной славянскости казаков», сохранилось свидетельство тюркоязычности тогдашнего казачества: московское государство волжским казакам ещё в начале XVIII века писало грамоты на татарском языке. Так что если и можно говорить о родственности тогдашнего русского и казачьего народов, то лишь с большой оглядкой на реальные факты.

      * * *

      Вопрос определения границ Присуда или исконных казачьих земель довольно сложен, поскольку чёткого их определения не существовало многие века. Установить их пытались лишь некоторые донские историки, которые по скудным косвенным и ещё более скудным прямым данным пытались вычерчивать карты фактического расселения раннеказачьих общин, пределы территорий их хозяйственной деятельности («дальние ухожья») или военного контроля. Ясно одно: сферой обитания раннеказачьих общин XVI века было огромное нерасчленённое пространство, не подконтрольное ни одному государству, простиравшееся от Оскола на западе до Волги на востоке, от Азова на юге до Воронежа и Тамбова на севере. В состав Присуда входили Северщина, Белгородский разряд с Воронежским уездом, бассейны рек Хопёр, Медведица, Иловля и примыкающее к этому пространству правобережье Нижней Волги.

      Историки-автономисты утверждают, что фактически на всём пространстве Дикого Поля от Днепра до Волги и от Азова до Ельца обитали, хотя и крайне малочисленные, но однородные по сути казачьи военно-промышленные артели. Консолидация этих групп в войсковые организации или переход их в новое качество (в служилые люди) происходила долго и неравномерно, на протяжении всего XVI и XVII веков. Реальной же границей, к которой можно хоть как-то привязать линию распространения этих общин, могут служить Засечные черты Русского государства. Самой ранней границей распространения Присуда к северу можно считать «Вторую» или «Большую черту», сооружённую к 1571 году по линии Ряжск-Шацк-Темников-Алатырь, и далее на запад от Ряжска по линии Данков-Ефремов-Мценск-Орёл. Весной 1571 года на крайних точках разъездов некие М. Тюфякин и М. Ржевский устроили специальные пограничные знаки. На огромном дубе, росшем у истоков реки Миус, был высечен крест, выбиты имена Тюфякина и Ржевского, год, месяц, число. Этим актом как бы утверждались официальные границы русского государства в южной степи, которые выдвигались вплоть до реки Миуса.

      Севернее реки Оскол по Донцу обретались «севрюки» – вольные сообщества несомненно казачьего типа, одинаково тяготевшие как к Дону, так и к Запорожью и являвшиеся, как видно из географического расположения (в лесах на излучине Донца в районах, прилегающих к нынешнему Харькову), связующим мостом между двумя большими центрами казачества – донцами и запорожцами. Севрюки вели подвижный образ жизни и не закладывали