Тайный посол. Том 1. Владимир Малик

в усмешке бесцветный рот. – Лет мне всего сорок…

      – Не может быть!

      Арсену вспомнилось, что Метелице под шестьдесят и он мог еще кулаком оглушить вола. А этот от ветра закачается.

      – Посмотрим, что с тобой будет, когда Гамид выжмет все соки, всю силу, когда руки твои повиснут как плети и зубы выпадут изо рта, и суставы распухнут на ногах, и вши тебя заедят, как паршивое порося… Вот тогда ты вспомнишь Многогрешного: правду, мол, говорил бедолага…

      – Мы и так тебе верим. Видать, что спишь ты не мягко, да, должно быть, и ешь не сладко…

      – Тут тебя накормят! Догонят да еще и добавят! – Многогрешный засмеялся.

      Он трясся от смеха, от кашля и от холода сразу. В косматой бороде торчали колючие остюки. Острые колени подгибались; казалось, они вот-вот переломятся, и этот мешок с костями с грохотом свалится вниз.

      Все стояли молча, понурившись. Каждый воочию увидел свое будущее. Квочка тяжело вздохнул, начал причитать:

      – Боже мой, Боже, пропала моя головушка!..

      Арсен оглянулся на него, строго прикрикнул:

      – Ну, нечего нюни распускать! И без того кисло. А если еще каждый будет хныкать, то мы и вправду Богу души отдадим в этой вонючей яме.

      – Да я ничего, – начал оправдываться Квочка. – Просто на душе заскребло…

      – Всем нелегко… Но и казак не без удачи. Глядишь, и вывернется когда-нибудь!

      – Болтаешь пустое… Я тоже когда-то так думал, – прошамкал Многогрешный. – Все надеялся – убегу… Дудки!.. Куда, к черту, убежишь? Куда пойдешь, если до моря недели две хода и на каждом шагу тебя схватить могут! Ну, а доберешься до моря, так что? Нешто перепрыгнешь или по воде перейдешь?

      Арсена начала разбирать злость. Это пугало, стоящее одной ногой в могиле, хочет посеять в их сердцах неверие, потянуть всех за собой… Нет, не выйдет! Они еще молоды, сильны и не должны терять надежды. Не зря говорят: деньги потерял – ничего не потерял, друга лишился – половину утратил, надежду потерял – все потерял.

      Сдерживая раздражение, он взял Свирида за плечи и мягко сказал:

      – Ты вот что, дядя Многогрешный, полезай обратно к себе в нору и не болтай лишнего. Не растравляй наши сердца. Нам и так тяжело…

      Почувствовав, что Многогрешный пытается упираться, легонько подтолкнул его сзади, и тот покорно полез в свой угол. Кто-то притрусил его лежалой соломой.

      Уставшие от многодневной дороги, невольники стали устраиваться на ночлег. Ложились вповалку, прижимаясь друг к другу, чтоб было теплее. Вскоре свет в окошке совсем померк, стало темно. От множества тел, от тяжелого дыхания в погребе стало тепло, даже душно. Всех сморил сон.

      Но вскоре опять распахнулась дверь, и наверху зазвенели кандалы. В погреб спустилось еще несколько человек.

      Кому-то наступили на ноги. Послышался стон.

      – О-о, холера ясная, – выругался по-польски какой-то, судя по зычному голосу, верзила, – тут уже полно непрошеных гостей! Грицько, высеки огонь, зажжем свечку.

      Из-под кресала сверкнули искры. Вспыхнул желтый огонек и осветил мрачные темные фигуры. Впереди