Посол Урус-Шайтана. Владимир Малик

скошенных простудой и истощением, саблями и стрелами людоловов.

      Али – опытный людолов. Он знал потайные тропы, на которых редко встречались казачьи дозоры, и всегда удачно выводил с Украины перегруженный добычей свой чамбул. Но и он боялся внезапного нападения казаков, поэтому, ничуть не жалея невольников, плетью и саблей гнал их без отдыха по пятнадцать часов в сутки. Тем, кто заболевал, до крови сбивал или отмораживал ноги, Али без раздумий сносил головы.

      Пленников гнали пешком. Только молодых красивых девушек, предназначенных для гаремов, везли на лошадях: то был ценный товар. Пожилых женщин и детей не связывали. Зато за мужчинами следили строго: по десяткам привязывали к седлам и тянули, как скот.

      Арсен в своей десятке шел первым; руки связаны за спиной сыромятным ремнем, длинный крепкий аркан вокруг пояса неумолимо тянул все вперед и вперед – в Крым, в неволю, на смерть.

      На второй день, когда отряд поспешно, чтоб не заметила издалека казачья стража, переваливал через высокий холм, впереди встревоженно зашумели голоса.

      У Звенигоры радостно екнуло сердце. Неужели запорожцы?

      Он поспешно стал оглядываться вокруг, надеясь увидеть рассыпанный строй всадников. Но всюду только безлюдная даль. Отчего же заволновались татары? Что их встревожило?

      Вот от чамбула отделились пять всадников и галопом понеслись в долину. Испуганно вспорхнула из бурьяна тяжелая стая сытых дроф.

      Арсен посмотрел в ту сторону, куда помчались всадники, и у него сжалось сердце. На противоположном склоне долины шли два путника. Что-то очень знакомое было в нечетких контурах их фигур. Кто они? Где он их видел?

      Тем временем всадники скрылись в долине. Путники остановились, должно быть, заметили татар. Потом торопливо полезли вверх. Напрасные усилия! Разве убежишь от быстроногих татарских коней? Разве спрячешься от зоркого глаза людолова в этой голой, безлесной степи?

      Вот один оглянулся, бросил своего товарища и быстро помчался вперед. Задний остановился. Некоторое время стоял неподвижно, будто прислушиваясь к чему-то, а потом, вытянув вперед руки, тоже побежал. Но бежал он как-то неуверенно, неуклюже, спотыкался, падал и все время забирал влево.

      «Слепой! – ужаснулся Звенигора. Сразу вспомнил кобзаря Сома и его поводыря Яцька. – И занесло же несчастных! В самые лапы степных хищников!»

      Их привели, когда отряд пленных спустился в долину.

      Яцько плакал и испуганно оглядывался, как затравленный зверек. Сом держался спокойно. Его поставили перед Али. Старик поднял седую голову – шапку он где-то потерял – и уставился на татарина страшными дырами, в которых когда-то были глаза.

      Али презрительно улыбался.

      – Мальчишку привяжите! Да покрепче! Прыткий щенок, еще убежит по дороге… А старика… старика отпустите. Не вести же нам его в Крым!.. Эй, старик, иди себе прочь! Слышишь?

      – Спасибо тебе, – глухо промолвил Сом и шагнул неуверенно вперед.

      Но в это время, вырываясь из цепких рук татарина, закричал Яцько:

      – Дедушка! Дедушка! Куда же