Тайный посол. Том 2. Владимир Малик

а самим кошевым! Забирай манатки – да иди себе без оглядки!

      Гурко медлил, собираясь с мыслями, как бы помягче ответить, но его опередил Роман Воинов.

      – Братья, я не понимаю, что тут происходит? Человек просится в наш курень, а его допрашивают, как на суде! Прогоняют, как собаку… А ты-то, Покотило, хоть знаешь ли, что за человек перед тобой? Да ты батьке Семену и в подметки не годишься!

      – Чья бы мычала, а твоя бы молчала! – тонко взвизгнул Покотило. – Кто ты такой!.. Сам шатаешься черт знает где, а не успеешь заявиться на Сечи – свои порядки устанавливаешь!

      – Тебя забыл спросить, что мне делать! – отрубил Роман, тряхнув своим пышным пшеничным чубом, который он, как и Арсен, не сбрил вопреки запорожскому обычаю. – Если бы все сиднем сидели по зимовникам, как ты, да держались за подолы своих жинок, давно бы уже ордынцы переловили нас всех, как перепелок!

      Покотило вспыхнул и схватился за саблю:

      – Щенок! С кем разговариваешь?.. Я тебе в батьки гожусь!

      За спиной Романа тяжело засопели Спыхальский и Метелица. Начал пробираться вперед Секач. У Шевчика от волнения покраснела тонкая шея.

      – Кто посмеет тронуть Романа? – рявкнул Метелица. – А ну выходи! Но сперва будешь иметь дело со мной!

      – И со мной! – встопорщил усы и зло повел глазами Спыхальский.

      – Да нехай и про меня не забывает! – выскочил вперед Шевчик.

      Весь курень зашевелился. Послышались крики, ропот.

      Все столпились вокруг спорщиков. Одни становились на сторону кошевого и Покотило, другие поддерживали Романа и Метелицу. Большинство же казаков не знали, из-за чего ссора, и сгрудились посреди куреня, просто ожидая интересного зрелища, но понемногу и они начали втягиваться в спор.

      Лишь наказной атаман Могила не присоединялся ни к тем, ни к другим. В душе он не одобрял поведения Стягайло, но и выступить против не смел, так как, будучи сейчас куренным, обязан был поддерживать кошевого.

      Масла в огонь подлил Секач. Поблескивая новым бархатным жупаном, он протиснулся к самому столу и завопил:

      – Братчики, чего наказной кошевой выдумывает? Спокон веку у нас был обычай, что новичка принимает в кош курень… Потому и сейчас мы должны решать – принять или не принять. А Иван Стягайло в этом случае имеет не больше прав, чем мы!

      – А и вправду, возгордился, старый черт! – прошепелявил беззубым ртом Шевчик. – Забыл, как грязюкой мазали голову, чтоб помнил, откуда вышел!

      – Распоясался, что и удержу нету! – послышалось откуда-то сзади.

      – Сущий мироед! Дука![18]

      Стягайло от гнева покраснел, но молчал. Чувствовал, что криком сейчас не возьмешь. У людей прорывалось озлобление, копившееся долгое время, и он знал, что ему надо дать выход, чтобы избежать взрыва.

      За его спиной стягивались знатные казаки-богатеи.

      – Кто там кричит на кошевого? А ну-ка выйди сюда! – заверещал Покотило.

      – А кукиш с маком не хочешь?

      – Иди сам сюда – обомнем тебе бока!

      – Тихо, братчики! Тихо! – закричал Могила, видя, что запорожцы вот-вот вцепятся друг другу в чубы.

      В

18

Дука (укр.) – богач.