Стратегии гениальных мужчин. Валентин Бадрак

наиболее весомый отпечаток в формировании восприятия окружающего мира Толстого оказали женщины. Мать, удивительно образованная для того времени женщина, не только знала четыре иностранных языка и умела извлекать пленительные звуки из фортепиано, но и обладала уникальным даром рассказчика. Несмотря на то что она ушла из жизни, когда мальчику еще не было двух лет, нет сомнения, что она оставила определенно сформированную атмосферу особой чуткости и повышенной восприимчивости в родительском доме будущего писателя. Левушка словно губка пропитывался этой атмосферой – через живших рядом женщин и нежных, как девочки, старших братьев. Опекаемый всеми, кто хоть немного был старше по возрасту, мальчик оказался восприимчивее тех, кто передавал ему свои чувства. Толстой признавался, что «самым важным лицом в смысле влияния» на его жизнь, после достаточно мягкого отца и незримого, но очень сильного духовного образа рано ушедшей матери, была «тетенька». Мягкие и порой чрезмерно ласковые женщины возбудили внимание мальчика к внутреннему миру, наполненному духовными ценностями, причудливыми фантазиями и романтикой. «Она научила меня духовному наслаждению любви», – констатировал Толстой, в сознательном возрасте описывая роль этой женщины в своей жизни, и добавлял, что благодаря ей он познал «прелесть неторопливой одинокой жизни». Любовь была важна для мальчика, потому что атмосфера доброты и ласки воссоздала внутри его душевный уют, неторопливость же отвлекала от мирской суеты и приближала к тишине, которая сродни непринужденной и ослепительной свободе творчества. В эту же женскую домашнюю нежность уходит корнями и необычайная плаксивость писателя.

      Пожалуй, в этой обстановке были рождены первые попытки измерить существующий мир. Это было даже нечто большее: осознание того, что параллельно с реальным существует другой, более совершенный и более гармоничный мир, наполненный тонкими переживаниями, райской любовью и абсолютным взаимопониманием между людьми. Это был бездонный внутренний мир воображения, и юный Толстой погружался в него, как в сладкую бесконечную сказку. Странные и неожиданные, а порой и вовсе нездоровые видения и причуды мальчика, о которых можно узнать из воспоминаний людей, знавших Толстого в детстве, свидетельствуют о его крайне богатом воображении, в некотором смысле пограничном с патологией или скрытой душевной болезнью.

      Из всего перенятого у отца наиболее заслуживают внимания два очень весомых для формирования личности качества: невероятное, даже гипертрофированное чувство собственного достоинства и не менее острая страсть к чтению. Из первого проистекает желание доказать свою состоятельность и превосходство в обществе, второе дает необходимые для этого знания. Едва начав писать, Толстой в ответ на предложение редактора выразил сомнения в своем дневнике: «Я слишком самолюбив, чтобы написать дурно, а написать еще хорошую вещь едва ли меня хватит». С детства его разъедал червь сомнения, хотя судьбоносные знания, наложенные на уже развитое воображение, постепенно