Весенний подарок. Лучшие романы о любви для девочек. Ирина Щеглова

только и смогла вымолвить Марина, но Богдан ее понял.

      – Что тебе теперь я? – с нехорошей усмешкой сказал он.

      – Не понимаю…

      – Все ты понимаешь. Ты теперь наверняка с Орловским будешь…

      – С чего ты взял?

      – Любая девчонка была бы с ним. Был бы я девчонкой, и то бы не устоял.

      – Но как же это можно? Ведь мы же с тобой… – Пораженная его словами Марина даже не знала, что возразить.

      Богдан с подозрением посмотрел на нее и пробормотал:

      – Не хочешь же ты сказать…

      – Хочу! Хочу! – Марина бросилась к нему. – Мне никто, кроме тебя, не нужен! Ты только поверь!

      Богдан отстранился и спросил:

      – Скажешь, что сможешь на виду у всех сесть со мной за одну парту?

      – Конечно, смогу, – кивнула Марина. – Что тут такого?

      – Тогда пошли прямо сейчас!

      – Но… мы же здорово опоздали…

      – Это-то как раз и хорошо. Все увидят, что мы пришли вместе, опоздали вместе, сядем вместе… Потянешь?

      – Пошли, – решительно сказала Митрофанова и первой выбралась из-за спасительных кустов.

      После того, как в класс зашли Марина с Богданом, химия была сорвана. Химичка, Ольга Федоровна, была незлой женщиной, а потому разрешила опоздавшим войти без чтения им нотаций, как, впрочем, поступала всегда. Богдан еще за дверями взял Митрофанову за руку и, не отпуская руки, повел ее к своей последней парте. На его месте сидел Пороховщиков, который переместился туда, чтобы быть подальше от Марго. Под сумасшедшим взглядом Рыбаря ему пришлось встать и водвориться на прежнее место.

      Григорович на его перемещение не обратила никакого внимания, потому что во все глаза смотрела за реакцией на происходящее Орловского. Вадим низко опустил голову, обхватив ее руками. Лена Слесаренко насмешливо посматривала на Феликса Лившица, который, глядя в стол, нервно кривил побледневшие губы. Милка Константинова развернулась всем корпусом вправо, чтобы посмотреть, как явление Митрофаной с Рыбарем воспримет Кривая Ручка. А на его маленьких щеках разгорелись ярко-малиновые пятна, зато кончик носа, наоборот, побелел.

      Ольга Федоровна пыталась вызывать учеников к доске, но девятиклассники путались в самых простеньких реакциях и абсолютно ничего не соображали. Поставив пять двоек, она решила, что это уже гораздо больше, чем надо, и принялась объяснять новую тему. В классе было очень тихо, но учительница чувствовала, что говорит впустую. От тугой наэлектризованной тишины ее слова отскакивали, как маленькие резиновые мячики, и вылетали в распахнутую форточку. На последней парте алели щеки Марины Митрофановой и Богдана Рыбарева, и все внимание класса было сосредоточено на этом двойном вызывающем пожаре.

      – Ты знаешь, Элечка, это какое-то массовое помешательство! – взволнованно жаловалась своей бывшей ученице Людмила Ильинична. – Им совершенно ни до чего нет дела, кроме своих запутанных отношений! Я даже не знаю, сможем ли мы раскачать их на задуманный тобой праздник.

      – Да что случилось-то? – Испуганная Элечка опустилась на стул перед учительницей.

      – Любовь!!!