Большая игра. Борис Сапожников

ты думаешь? – Страсть к мотовству, присущая нашему рукопашному бойцу, была отлично известна всем в группе. – И где бы мы нашли так быстро другого рукопашника, а? Тарас даже не в форме даст сто очков форы любому игроку из тех, что могли нам предложить ланисты в Гамбурге. Ты бы хотел в нашу группу немца?

      – Хватит уже, – пробурчал Корень, – совсем ты меня заклевал. Но выводить сейчас Тараса на бой – это ж убийство.

      – Вот и присмотри за ним, – ответил я. – И я тоже буду приглядывать.

      – Будет у тебя время приглядывать, как же.

      Тут запорожец был прав на все сто. Тяжелому бойцу, если придерживаться старинной классификации, гопломаху! во время боя вовсе не до того, чтобы присматривать за рукопашным бойцом. Пускай у Корня тоже будет немало забот, но он все-таки намного быстрее меня и сможет при случае хоть чем-то помочь Тарасу.

      Катер причалил к Гладиаторской пристани, расположенной ближе всего к Колизею. Я расплатился с его хозяином, воняющим гарью и виски мистером Смитом, и моя команда сошла на берег. Наше долгое путешествие по морю, а после – вверх по Темзе закончилось.

      Я сходил последним, придирчиво осматривая по привычке всех своих бойцов.

      Первым быстро, пружинисто шагал карабинер Армас Мишин – здоровяк с песочного цвета волосами и роскошными усами, каким, наверное, завидовал втихомолку даже Корень. Был он родом из Ингерманландии, вся родня его служила солдатами или унтерами в разных полках Российской империи. Он тоже начинал службу не где-нибудь, а в недавно организованном Карабинерном батальоне. Как и за что он оттуда вылетел, оказавшись среди игроков, конечно же, предпочитал не распространяться.

      Почти не отставал от него стрелок Вахтанг Ломидзе по прозвищу Князь, стриженный под бокс молодой[2] картлиец с неизменной парой легких арбалетов за спиной. Как он управляется с ними во время боя, я до сих пор ума не приложу. Однако умудряется же каким-то образом, раз прошел уже в моей команде не один десяток игр. И почти никогда он не получал ранений, разве что самые пустяковые.

      Третьим, слегка вразвалку, обычной своей походкой, шагал Тарас Гладкий – рукопашный боец. Он брил голову, как будто стараясь оправдать фамилию, и отказывался отпускать оселедец, чтобы придать себе сходство с запорожцами, какими их представляют обыватели. Он нес на плече мой тесак, делая вид, что не замечает его весьма серьезного веса. В этом был весь Тарас – никогда не показывать никому: ни публике, ни товарищам по группе, – что тебе бывает тяжко или больно. Он настолько не любил жаловаться, что врачам приходилось иногда из него информацию едва ли не клещами вытягивать. Порой до смешного доходило. Поначалу рядом с ним стоял я или Корень. Мы рассказывали врачу, какие именно травмы получил наш рукопашный боец после очередной схватки. Руководствовались при этом тем, что сумели заметить во время боя. Только угрозой не выпустить в следующий раз на арену можно было заставить Тараса говорить, но и тогда он выкладывал далеко не все.

      – Спасибо, что захватил мой тесак, –

2

Гопломах, Hoplomachus (от греч. hopla – вооружение, machein – сражаться), – происходит от одного из трех самых первых типов гладиаторов, который назывался самнитом (как представитель пленных из Самнии) и в давние времена дрался с галлом и фракийцем. Это самый тяжелый и сильный из всех гладиаторов, обладает самым тяжелым снаряжением. Он вооружен большим щитом и мечом, а его основная тактика – защита.