Flutter. Круто, блин! Хроники одного тренинга. Наташа Маркович

своего ненаглядного! Как я могла? Лихорадочно набираю номер и, пока гудки гудят мне в ухо, перевожу дух. Надо быть в форме.

      – Привет, малыш, – спокойно говорю я, – извини, занята была, не могла позвонить.

      – Жаль, – так же спокойно отвечает он, – мне неожиданно выдалась командировка, и я проездом в Москве. Мог бы подъехать на часик, увидеться с тобой. Но сейчас уже поздно, у меня регистрация через сорок минут. Сижу в Шереметьево. Можешь, конечно, приехать очень быстро, поцеловать. У меня подарочек маленький для тебя.

      – Я не могу – у меня собеседование через 45 минут.

      – Ну дело твое.

      Он тоже в форме, да получше моей. Я валюсь на диван и кусаю кружку с чаем. Лена подходит и мягко вынимает кружку из моих рук. Ну что, блин, за жизнь?! Кружку и ту искусать не дают.

      Я уверена, что он там, в аэропорту, никаких кружек не кусает, сидит, спокойно пьет кофе. Та невозмутимость и уравновешенность, за которые я его и полюбила, порой выводят из себя. Козел! Я тут страдаю…

      – Как надоела ты уже со своими страданиями, – стонет Лена.

      – Не говори.

      – Так брось его!

      – Не могу. У меня любовь.

      – А! Ну тогда да, конечно, продолжай страдать.

      Добрая Ленка. Сразу приводит в чувство.

      Страдать в нашей компании считается неприличным. Я же чемпион компании по этому виду спорта. Наверное, я истинная русская, невзирая на совершенно дикую смесь кровей в моем организме. Носитель менталитета, духа и культуры. И душа моя от страданий облагораживается ежечасно. Уже облагородилась до неузнаваемости.

      А вообще, кроме шуток, я заметила, когда мне долго очень-очень больно, я начинаю бережнее и снисходительнее относиться к окружающим. То есть обычные повседневные переживания – не в счет, должно быть самое настоящее страдание с веской причиной, бессонными ночами, исхуданием и прочими атрибутами. А от мелких неприятностей я только нервной и зубатой становлюсь.

      Лена мне, конечно, не поверит, если я ей все это расскажу. Не говоря уже про всех остальных. Они и так считают, что я много всякой чепухи придумываю. Придется соблюдать корпоративную культуру – быть легкой и радостной.

      – Ладно, Ленка, – говорю я, допивая чай, – обещаю, что страдаю еще десять минут, а потом становлюсь радостной, легкой, открытой, гибкой… Умной постараюсь. Какой еще надо?

      – Терпеливой. У тебя через двадцать минут собеседование с Анжелой.

      – Могла бы и не говорить, – вздыхаю я, – незачем омрачать жизнь заранее.

      – Ну, ты там давай настраивайся.

      – Я тебе не радиоприемник. Может, не возьмем ее?

      – Ну я уж не знаю. На меня не перекладывай свои решения.

      Маленькая Ленка встает из-за стола, подходит и целует меня в макушку. Видно, ей меня все же жалко. Я тут же начинаю плакать, и мне становится легче. Счастье, что я женщина и мне обществом разрешены слезы. Много слез. Общество сделало нам всем большое одолжение. Бедные мужики, как они живут без этого?

      Анжела – редкостная сука, хитрая, циничная, лживая. Локомотив на полном ходу. Переедет и не заметит.