Наследство последнего императора. Николай Волынский

упаси! – закрестился Парфен, – коньяк издалека в бутылке виден! Я только ром.

      – Ладно, можешь и рюмку коньяку понюхать. Но не больше. И чтоб доктору не посмел донести, мерзавец! Ступай!

      Парфен налил адмиралу рюмку и выскочил с открытой бутылкой в руке.

      – Сейчас хорошо понюхает, – пожаловался фон Эссен. – Завтра придется новую открывать.

      Он пригубил рюмку, поставил ее и откинулся в постели на спину. Помолчал.

      – Дело идет к концу, Николай Алексеевич, – тихо произнес фон Эссен. – Не в этом году, так в следующем точно. Все прогнило. La finita! Конец тысячелетней Державе. Помолчите, капитан! – повысил он голос, заметив, что Трефолев хочет что-то сказать. – Вы все знаете и понимаете не хуже меня. Вот Сипягин: я его терпеть не могу, я ему не доверяю – ему лично как человеку не доверяю – и его экипажу. А ведь он-то, по гамбургскому счету, прав. Вам доверяю. Но вы не правы. Finita! – повторил он. – Ну да все равно, пусть все летит к дьяволу, мы должны сделать свое дело, к которому приставлены и от которого нас никто не увольнял. Возьмите пакет, – приказал он, и Трефолев взял со стола толстый пергаментный конверт, перевязанный шелковым шнурком и скрепленный шестью печатями красного воска на обеих сторонах. – Здесь бумаги на коносаменты груза. Прошу лично проследить за погрузкой каждого ящика и доложить об исполнении искровкой. Хотя, наверное, из-за расстояния связь будет невозможной… Расписки получателя должны быть скреплены королевскими печатями. Получать груз будут не капитаны, а представители двух банков Великобритании. Особо отметьте себе: ящики, отмеченные государственным гербом, должен взять «Гамильтон», коносаменты с личным вензелем императора погрузите на «Святой Георгий».

      – С личным вензелем императора? – удивленно переспросил каперанг Трефолев.

      – Именно, – кивнул фон Эссен. – В ящиках с вензелем золото не государственное, а личная собственность Романовых. Двенадцать тонн. У них собственные прииски в Сибири, в Нерчинске. Разве не знали?

      – Нет, Николай Оттович, – ответил Трефолев.

      – Мало кто знал.

      – Так значит, царствующая фамилия…

      – Ничего не значит! – перебил каперанга фон Эссен. – Я же сказал: оплата оружия. И мне тоже самое было доложено… На эти деньги можно воевать полгода. Не исключаю, что августейшая семья приложила свои сбережения к государственным и тем самым совершила, так сказать, патриотический поступок.

      – В это верить весьма приятно, – сказал Трефолев.

      – Будем верить, – вздохнул фон Эссен. – Николай Алексеевич, прошу вас… Вы должны вернуться, непременно, чтобы доставить эти документы в Адмиралтейство, а лучше бы мне в руки.

      – Так точно, ваше превосходительство! – поднялся Трефолев. – Разрешите откланяться?

      Адмирал вздохнул, потом приподнялся на койке.

      – На дорожку, Николай Алексеевич!

      Он с трудом встал с койки, осушил свою рюмку, обнял каперанга, трижды поцеловал его и перекрестил: – С Богом!

      Оба