Ночи с Камелией. Лариса Соболева

случая может не представиться. За нею вон сколько господ гоняется, а ему бы только один раз попробовать, чтобы утолить страсть мечтаний. Он тряхнул головой: – Да-с. Искал-с. Но умоляю, ежели ты… а я тебя считал другом… ежели вы порядочный…

      – Слово дворянина, никому не скажу. Выбор за дамой. Мадемуазель, кого из нас предпочтете?

      И вдруг вожделенная мечта сказала:

      – Обоих-с.

      Господа потерялись. Белев смекнул, что ночь может получиться изысканно развратной, какой даже его богатое воображение не рисовало, смущенно пробормотал:

      – Э… одновременно-с? Ля мур де труа?

      – Не, господа, по очереди, – простецким языком прачки заговорила мечта. – Да тока договоримся загодя, по двадцати рублей устроит? Деньги наперед попрошу-с. А ля мур я вам обеспечу хочь до завтрашней ночи, вы тока договоритесь меж собою, кто первым, а кто вторым будет. У меня и обождете, туточки недалече идти, кофею попьете… с пирожками-с.

      Мужчины переглянулись. Что-то в ней не вязалось с теми упоительными слухами, которые гнали мужской пол на поиски таинственной незнакомки. Казарский первым сообразил и шепнул:

      – Это не она.

      – А ну пошла! Пошла, пошла! – возмущенный обманщицей, принялся отгонять ее тростью Белев.

      – Чего вы? Чего вы? – опасливо отступала мошенница. – Господа, клянусь честным своим словом, будете довольны…

      – Убирайся, а то в полицию сведу! – гаркнул Белев.

      Мошенница подняла юбки и рванула прочь, топоча по мостовой. В конце улицы остановилась, подбоченилась и раскричалась:

      – Скажите какие! У, бессовестные, глаза бы на вас не глядели! Погодите, выслежу вас да женам порасскажу, как вы от них бегаете! Сами-то уж ничего и не можете, паскудники. Вот вам!

      Ну и оголила зад в панталонах, тем самым нанося господам оскорбление. Казарский громко свистнул, девица подхватилась и побежала дальше, а он расхохотался. Смеялся и Белев, утирая слезы:

      – М-да, как она нас, а? Уморила, ей-богу.

      – Но какова мерзавка! – смеялся Казарский. – Обрядилась, как та…

      – Нет, как вам цена, а? Небось не стоит и рубля, а запросила по двадцати! Это же мародерство, ей-богу.

      – М-да, когда бы не говорила скверным языком, я бы попался.

      – Все же приключение, – вздохнул Белев, глядя на туманный свет фонаря.

      Но велико разочарование, ах как велико!

      Дверь, поворачиваясь на петлях, заскрипела; Елагин вздрогнул и в ожидании замер, глядя на вход. Она не пришла, как обещала, ни через день, ни через два, а он приходил сюда, коротал часы в тишине, мучимый непостижимой силой притяжения этой женщины. Афанасий Емельянович не был влюблен, любовь – это привилегия господ, да и как любить ту, которую не знаешь? Его влекли тайна и та простота, с какой неизвестная отдавала себя. Он даже не задумывался, что имел дело с обычной уличной шлюхой, в его сознании она не связывалась с грязными словами, потому что было в ней