Дендрофобия. Наталья Горская

и Швеции, потом в Германии. Больше всего его там пенсионеры удивили. Наши ходят в рванине с виноватым видом, словно задолжали чего кому, а там на лицах стариков такая непоколебимая уверенность и покой, каких и на физиономиях нашей суетливой и наглой элиты не увидишь. И он сам как-то успокоился, подлечил нервишки. Не чтобы специально их лечил, а просто уклад жизни там какой-то не располагающий к нервным болезням. От нечего делать нашёл одного психиатра, русского профессора, который эмигрировал ещё из СССР, потому что развивал неприемлемую для тоталитарного и милитаризированного общества тему: особенности психических расстройств и поражения нервной системы у военных и тех, кто побывал в зоне вооружённых конфликтов. Профессор сказал, что при его мощной комплекции и запущенной форме психоза медикаментозное лечение может иметь непредсказуемые последствия, гипноз не подействует, поэтому показана только беседа – логотерапия. Авторитет даже обрадовался, что не надо таблетки пить, но психиатр предупредил, что таблетки – это ещё не самое горькое лекарство на свете: «Можешь отказаться, пока не поздно, а то меня из вашего брата многие потом убить хотят, столько всего из них выходит. Будет ломать – терпи. Такое говно полезет, что сам удивишься». Но ему понравилось – так много о себе нового узнал! Ломало, правда, конкретно. Астма и «мальчики кровавые в глазах» куда-то пропали, словно и не было их. Даже седина местами почернела!

      Смотрел на себя в зеркало с видом расстроенного ребёнка и доставал жену расспросами о потемневших волосах, не стал ли он похож на крашеного.

      – Может, наголо побриться?

      – Давай, начни народ пугать. Хотя красоту таку уже ничем не испортишь.

      – Крашеный мужик! Это ж лучше застрелиться!

      – То-то подарок своим врагам сделаешь. Подумаешь, несколько прядей у него потемнело, а он уж в зеркало спокойно смотреть не может.

      – Нет, похож! Мужик из русской деревни – крашеный. Во позор-то, а?

      Так целыми днями мучился и других мучил за отсутствием каких-либо других дел. Стал раздражительным, как баба на сносях – жена беременной так себя не вела. Зато психиатр ликовал: «Получилось! Процесс пошёл, буянь дальше – скоро катарсис наступит». Вот он и придирался ко всему на свете: чай то слишком горячим казался, то слишком холодным. Добавил своей бабе седины, как пить дать, хотя в её светлых волосах и не заметно. Уж она, бедняжка, даже заставила его «Калевалу» прочитать от корки до корки, чтобы хоть чем-то занять. А то ведь мужчина, в самом деле, невозможным становится, когда совсем некуда ему употребить свою атомную энергию, так что может взорваться в любой момент, как реактор АЭС. Для него так важно быть сильным и успешным, а тут днём и ночью грызёт разрушительная мысль о своей катастрофической нереализованности.

      Но он не взорвался. А так заскучал, что сам себе удивился. Никогда ему не было так тошно! Выл, как волк на луну, когда видел по тамошнему телевидению родные края, плакал, уткнувшись жене в колени. А она целовала его в макушку и говорила, что он – самый любимый