Фрейлина специального назначения. Молка Лазарева

передо мной сумасшедшем маге в серебряном плаще, а о том, что ведро с тряпкой так и останутся валяться где-то в неизвестном коридорчике.

      Глаза открывала по одному, сначала правый, потом левый. Осмотрелась по сторонам.

      Попали мы прицельно в середину общего коридора блока, нигде не застряли, части тела все тоже на месте, и это, несомненно, радовало. Глеб стоял напротив меня, улыбался во все тридцать два зуба и протягивал кота.

      – Все, ты дома! – торжественно заявил он. – На чай напрашиваться не буду, но от карандаша не откажусь.

      Лорда Мурза у своего спасителя я забрала и с чувством великой благодарности за свое вызволение из бесконечных лабиринтов Академии молнией метнулась в тринадцатую комнату.

      С воплем прямо с порога: «Бабы, дайте карандаш!» – я ввалилась в помещение.

      – В ящике стола лежала пачка, – указала мне готесса, которая еще пять минут назад занималась тем, что пыталась ровно пройтись по комнате на каблуках хотя бы пять метров, но из-за моего эффектного появления произошла катастрофа, и Фиса, потеряв равновесие, зашатавшись, распласталась по полу.

      – Через пять минут все объясню, – пообещала я и, вытащив из стола целую упаковку заточенных грифельных карандашей, унеслась, подобно урагану, обратно в коридор к Глебу.

      Когда выбежала, поняла, что у нашей телепортации были свидетели, а именно две противные барышни, перемывавшие мне утром кости. И сейчас они изумленно застыли у дверей своей комнаты в ожидании продолжения спектакля.

      «Что ж вам, куры, на насестах своих не сиделось. Выперлись, блин!»

      Делая вид, что не обращаю на них никакого внимания, подошла к Глебу и протянула карандаши.

      – Вот, бери.

      – Ты знаешь, уже не надо, – протянул он и так грустно вздохнул, что у меня аж сердце защемило. – Я забыл, что именно хотел записать, и мне, кажется, пора уходить, – и, не прощаясь, исчез в очередной вспышке телепортации.

      А я осталась, как дура, стоять с протянутыми к нему карандашами в пустоту.

      Из-за моей спины раздался ржач. Причем противный такой, как у лошади. Леди из высшего общества так не смеются.

      – Что, рыжая, поматросили и бросили?

      – Пусть радуется, что хотя бы проводил. Я слышала, что девушек из низших обычно просто пользуют и бросают там, где взяли!

      «Эля, кажется, тебя только что завуалированно назвали проституткой, – прорычало мое озверевшее самосознание. – А значит, у кого-то на голове растут лишние волосы, которые необходимо проредить».

      С праведным гневом в глазах развернулась лицом к своим обидчицам. Вот сейчас-то я и смогла рассмотреть их внимательнее. Одна – высокая, черноволосая, с точеными чертами лица и фигуркой, вторая чуть ниже, шатенка, внешностью она уступала своей товарке – толстая и нос некрасивой картошкой, но вот на гадкий язык она, похоже, редкостная мастерица.

      – Ванесса, – обратилась она к своей красивой собеседнице, – вы бы смогли надеть на себя монашеское одеяние по доброй воле?

      – Дорогая Кларентина, эти безвкусные черно-белые тряпки созданы для неудачниц.