Принцесса Линдагуль и другие сказки. Сельма Лагерлёф

на одну минутку не поверила она в то, что он нашёл клад, но всё равно хотела помочь отцу. И Никлас почувствовал себя таким счастливым оттого, что она беспокоилась о нём. И слёзы выступили у него на глазах, пока он молча лежал на земле, не спуская глаз с Гудрун. А она-то подумала, что отец горюет об умирающей матушке.

      – Не печалься о матушке, милый отец, – сказала она. – Я пойду к лавочнику и продам мои длинные волосы, а он даст мне какой-нибудь сытной еды. – И, улыбнувшись ему, Гудрун исчезла в кустах.

      И в тот же миг Никлас страшно испугался за неё. Каково там придётся ей одной в дремучем лесу? Удастся ли ей уйти от волка, который караулит в лесной чаще? И в самом деле через несколько минут он услыхал вдруг крик. Ему показалось, будто Гудрун кричит:

      – Батюшка, помоги!

      В отчаянии выпустил он из одной руки мешок, который тут же стал тяжёлым, как свинец. И тотчас же под землёй послышался глухой смех.

      «Тролли смеются надо мной, – подумал он. – Может, это вовсе и не Гудрун кричала, а всего лишь сова».

      И он опять обеими руками вцепился в мешок. А крики повторялись снова и снова. И он не мог различить, кто это кричит – Гудрун или сова. Он то вскакивал, готовый бросить мешок, то вдвое крепче охватывал его руками. Пот ручьями стекал по его лицу, но он знал, что должен спасти жизнь стольких людей! И ещё крепче сжимал в руках мешок.

      Под конец он освободил одну руку, а его другая рука сразу ощутила вдвойне тяжесть мешка, собрал с камней мох, заткнул им уши, а затем крепко закрыл глаза. Что бы ни случилось, он не хотел больше ничего видеть и слышать. А этой ночью было что видеть и слышать. И как он ни затыкал уши, невозможно было не услыхать такого страшного шума. Казалось, целая кавалькада диких охотников промчалась мимо него. И как Никлас ни жмурил глаза, он видел такие яркие молнии, будто всё небо было объято пожаром.

      Но он решил: будь что будет. Он не знал, сколько времени пролежал так, держа клад своими онемевшими пальцами, наконец ему показалось сквозь опущенные веки, что уже брезжит рассвет.

      И в ту же минуту до него внезапно донеслось его собственное имя. Его выкрикивали вперемежку с отчаяннейшими проклятиями.

      – Повесить его, сжечь, посадить на кол! – кричали голоса.

      Казалось, сотни ног ринулись прямо к нему.

      «Теперь-то уж они меня нашли. Они думают, что это из-за меня жена умерла с голоду, и хотят, чтобы я поплатился за это. Настал мой последний час», – подумал Никлас. И когда он почувствовал, что люди совсем рядом, он открыл глаза.

      К нему подходили все парни их округи с дубинками в руках. Вот они уже совсем близко. Вот замахиваются дубинками, чтобы размозжить ему голову, – но ни единого слова не вымолвил Никлас. Он только ждал, не выпуская мешка из рук.

      Вдруг косой луч солнца прорезал лес. Он озарил лица парней, озарил он и кожаный мешок. И мешок в руках у Никласа сразу стал таким лёгким, что Никлас потерял равновесие и упал на спину.

      Но всё-таки поднялся и удивлённо оглянулся вокруг. Куда девались все эти парни с угрожающе поднятыми кольями? И тени их не мелькнули