Принцесса Линдагуль и другие сказки. Сельма Лагерлёф

подумал: не всё ли равно умереть в пасти зверя или же медленной голодной смертью зимой. А раз так, то троллям, если они прячутся за деревьями и смотрят на него, не видать его страха.

      И Никлас, не отрывая острых глаз от чудовища, ещё крепче обхватил руками мешок.

      Волк страшно скалил зубы и всё шире разевал пасть, готовый вот-вот проглотить человека. Но внезапно он застыл на месте, словно наткнулся на острый взгляд Никласа, взгляд, подобный направленному на него оружию. И волк, повизгивая, пополз назад, а под конец исчез в зарослях кустарника.

      Однако же вскоре послышалось шипение, и на ветвях дерева, прямо над головой, Никлас увидел извивающееся змеиное туловище, а беспощадные сверкающие глаза на плоской голове неотрывно разглядывали его. Никлас содрогнулся от ужаса, но и тут не выпустил мешок из рук; пристально и бесстрашно смотрел он в сверкающие глаза чудовища. И глаза змеи медленно угасали под его взглядом, а потом потухли, и Никлас не увидел больше ни глаз змеи, ни её туловища.

      «Слава богу, – подумал Никлас, – теперь-то я знаю, как одолевать чудовищ, если кто-нибудь явится».

      Но никто больше не появился. Зато вскоре Никлас услыхал далеко-далеко какой-то человеческий голос. Казалось, кто-то кричит. И вскоре он ясно расслышал, что зовут его и что это голос его соседки.

      – Никлас, Никлас! – кричала она. – Иди домой! Твоя жена помирает!

      Никлас задрожал так, что чуть не выпустил мешок из рук. Его дорогая жена умирает, и он, быть может, никогда больше её не увидит! Но, если он выпустит мешок из рук и побежит домой, его дети, пожалуй, тоже умрут с голоду. Зато, если он удержит мешок, и его дети, и десятки других людей смогут жить счастливо.

      И Никлас держал мешок, хотя сердце в груди разрывалось от горя.

      Но тут до него снова донёсся крик:

      – Ау, отец! Ау! Ау!

      Это старший сын Никласа кричал так, что эхо разносилось в лесу далеко вокруг.

      А следом раздался третий голос, голос маленькой дочери Никласа – Гудрун:

      – Батюшка, батюшка, где ты? Где ты, милый батюшка?

      «Только бы они меня не нашли, – думал он. – Хоть бы месяц закатился, чтобы они меня не увидали».

      Но месяцу нужно было ещё долго плыть по небу, прежде чем он снова добрался бы до лесных верхушек. Всё отчётливей и отчётливей слышались голоса, и тут Никлас увидел, как все трое звавших его мелькают между деревьями. Он как можно плотнее прижался к земле. Но у мальчика был соколиный взгляд, и он тотчас обнаружил отца.

      – Вот он, вот он! – закричал сын.

      И в тот же миг все трое – соседка, сын и дочь – уже стояли возле Никласа, рассказывая ему, как бедная умирающая лежит на смертном одре, тоскуя по мужу.

      Но он не отвечал и только неотрывно смотрел на них.

      – Только бы нам раздобыть матушке какой-нибудь сытной еды, может, она и оправилась бы, – говорил мальчик. – Если ты дашь мне кафтан, батюшка, я бы мог пойти к лавочнику и продать его.

      Как ни хотелось Никласу отдать сыну свой кафтан, он всё равно не мог