Мятежники. Юлия Глезарова

пронесся по глади пруда, Сергей почувствовав внезапную тревогу.

      – Поехали домой, Матюша, – произнес он.

      Запущенный Ипполитом кораблик проскользнул мимо него и низвергнулся в пруд.

      – Все, Поля, домой пора, – строго сказал Матвей, садясь в седло.

      – Сережа, а корабль не утонет? – с тревогой спросил Ипполит у старшего брата, когда копыта их лошадей застучали по торцам Пречистенской улицы.

      – Не утонет, милый. Он оттуда дальше поплывет, к морю, – успокаивающе сказал Сергей.

      Они уже подъезжали к Никитским воротам, когда мимо них пронесся один из дворовых, с зажатой в кулаке бумажкой. Сергей обернулся, хотел окликнуть, но беспокойство его вдруг усилилось, захотелось быстрее попасть домой. Он крепче прижал к себе Ипполита, и пустил лошадь в галоп. Ничего не понимая, Матвей понесся следом.

      Дверь флигеля была приоткрыта. Маменькина шаль лежала на полу в гостиной, чувствовался резкий запах нашатырного спирта и еще каких-то снадобий…

      Дверь спальной распахнулась, оттуда вышел папенька, лицо его было белым, как бумага. Увидев сыновей, он вздрогнул, сдвинул брови, его обычно радушное и довольное жизнью лицо приобрело страдальческий вид:

      – С маменькой вашей… обморок. Поля пропал…

      – Он с нами был, – объяснил Сергей, и, чтобы успокоить отца вытолкнул вперед спрятавшегося за него Ипполита.

      Увидев младшего сына, Иван Матвеевич не выказал не малейшей радости. Его лицо исказилось от гнева, отвращения и ярости.

      – Гнусный мальчишка! – прошипел он сквозь зубы, схватил сына за испачканную в веселой весенней грязи ручку и поволок в детскую.

      – Папенька! Не надо! – бросился на защиту брата Сергей.

      Иван Матвеевич протащил младшего сына по коридору, втолкнул его в детскую, закрыл дверь.

      – Он сказал, что маменька ему разрешила с нами поехать, не гневайтесь на него, – Сергей просительно улыбнулся, но отец не ответил на его улыбку. Сергею вдруг стало страшно.

      – Никто ему… ничего не разрешал… – запинаясь, произнес Иван Матвеевич. Он чувствовал, что его ему изменяет речь, язык цепляется о зубы, звуки застревают в сжавшемся горле, – его два часа… по все округе искали… боялись, что в колодец провалился… маменька так тревожилась, что в обморок упала…

      – Так скажите ей, что он здесь! – воскликнул Матвей, готовый сейчас бежать в спальню матери, чтобы доложить о возвращении блудного младшего сына.

      Иван Матвеевич с отчаянием покачал головой.

      – Боюсь, что сие бесполезно… ее… ее нет больше… Ваш неразумный брат… убил свою мать…

      Через несколько дней после похорон сенатор позвал к себе старших сыновей.

      – Детство ваше кончилось, дети мои, – сказал он просто. – В службу вступите. Я договорился уже, вас в инженерный корпус примут. Ты, Матюша, учиться пойдешь, ну а ты, Сережа – сразу в полк, ты умный у нас.

      – Папенька, – Матвей чуть не заплакал. – Сереже тринадцать лет всего. Может быть рано еще?

      – Самое