Про Савраску и Генидку. Сказка-быль для маленьких взрослых. Константин Задорожников

Савраскиной вселенской души и ищет в нем только плотское, поэтому он не обижался на незамысловатые комплименты меринка в свой адрес. Он говорил меринку: «Не мечтай понапрасну. Мое сердце навеки принадлежит моему другу, а кто он – тебе не понять. Он – это я… Мы с тобой расстанемся очень скоро. Ты найдешь свой собственный путь в жизни. Наша нынешняя встреча коротка, и ты лишь – временный мой спутник. Но суженный мне, мой друг и господин – не ты».

      Меринок шел за ними следом, тупо смотря то себе под ноги, то на Савраску с Генидкой. Он силился вникнуть в их необычайную связь но, привыкший только гонять кобылиц в стаде, никак не мог понять этого явления. Меринок видел лишь его небесную огромность, которую он не в состоянии объять своим сознанием. Его снедала ревность к их огромному чувству, и он втайне, боясь приоткрыть это себе самому, желал его погибели, не понимая, должно быть, что таковое означало бы гибель их самих.

      – Если ты будешь идти вслед за нами, тебя могут тоже… – сказал Савраска. – Ступай, у тебя своя дорога. Нас ведь ничего не связывает. Иди.

      Но меринок упорно топал следом, больше напоминая собою упрямого молодого бычка.

      Солнце поднималось, рассеивая остатки тумана, клубившегося в неглубоких лощинах подлеска. Тропка спрямлялась и стала видна полностью, а в конце ее показалось неприметное сооружение с железными воротами. Лошади вдруг остановились, прядая ушами, и по их телам прокатилась волна дрожи. Ноздри почуяли странный запах, который они никогда ранее не встречали, но который, казалось, был знаком им всегда, еще до того, когда они, придя в этот мир, стали осознавать себя лошадьми. Этот запах был особо понятен Савраске с Генидкой, потому что им дано было познавать вечность – через любовь.

      Теперь им предстояло познать вечность через изнанку любви. Смерть была изнанкой любви, и смертью наполнен был воздух возле видневшегося впереди сооружения, не имевшего опознавательных знаков, но узнаваемого всеми, идущими сюда.

      Они остановились у ворот и, когда послышался пронзительный скрип ржавых петель, Савраска лишился чувств. Генидка успел поднырнуть под него, чтобы поддержать товарища, но ослабшие ноги подогнулись, и он пал на колени. Так стояли они, а меринок стоял рядом, не отводя своих осовелых глаз. И конюх стоял рядом и, кажется, плакал, или это дождь начинал моросить и каплями покрыл его лицо? Все почему-то замерло, и время остановилось, как это случалось всегда, когда Савраска и Генидка прижимались друг к другу, превращаясь в одно целое. Замерли даже клубы дыма, которым конюх щедро насыщал природу, выкуривая одну за одной свои самокрутки из энциклопедий, словарей, из Шопенгауэра и «Небесного путника» – сборника стихов одного талантливого, но пока еще малоизвестного поэта. И мудрые слова поднимались в небо вместе со струйкой табачного дымка, строфы стихов распадались, чтобы снова сложиться в уже иные стихи, которых на земле никому не суждено было прочитать, а если и было суждено, то только тем, кто познал дар любви…

      …На вздохе сердце вырвалось из плена