Блудные дети. Светлана Замлелова

что Майка встречалась с неким молодым человеком, тоже евреем. К молодцу этому Майка испытывала самые нежные чувства и даже собиралась связать с ним судьбу. Но однажды в одном разговоре, когда Майка вдруг подсела на свой любимый конёк и принялась убеждать собрание в исключительной талантливости еврейского народа, её друг, точно стесняясь Майкиного рвения, рассмеялся нервно и заметил:

      – Ладно, Май, отдохни… Вспомнишь еврея равнозначного Шекспиру или Пушкину, тогда продолжим…

      Этот необдуманный поступок стоил молодому человеку слишком дорого. Майка отказалась от мечты связать свою жизнь с его жизнью. Да и вообще любые отношения с тех пор оказались между ними невозможны.

      Что-то похожее случилось и с Виталиком Экземпляровым, который как-то имел глупость сказать, что у евреев неопрятные жилища. Я лично был тому свидетелем. Майка внимательно оглядела Виталика, однако смолчала. Но с тех самых пор Виталик не удостаивался иного общения с Майкой, как только сквозь зубы. Да и то в случаях крайней необходимости. Вдобавок с лёгкой Майкиной руки, а точнее – языка, он схлопотал прозвище «Антисемит».

      Воспитанием и образованием Майки, насколько я понял из её рассказов, занимался отец, человек не без убеждений и даже пострадавший в семидесятые годы за хранение какой-то запрещённой литературы. Не то, чтобы его арестовывали, но, кажется, раз или два вызывали на Лубянку. Отец Майки был чистокровным евреем, мать же – еврейкой только наполовину. Зная об этом, мы с Максом любили иногда подтрунить над Майкой.

      – Май, а ведь ты не еврейка, – говорил кто-нибудь из нас, как будто только что догадавшись.

      – Почему? – пугалась Майка.

      – Ведь у евреев национальность по матери? – спрашивал один из нас у другого.

      – Ну конечно! Это всем известно…

      – А если у Майки мама не еврейка, значит, и Майка не еврейка?

      – Конечно. Какая она еврейка? Ты посмотри на неё!..

      – И дети у Майки не будут евреями…

      – Конечно, не будут. С чего бы?

      – Май, ты не еврейка, ты русская!

      Но для Майки это звучало приговором.

      – Бабушка еврейка, значит, и мама еврейка. И я тоже…

      В такие минуты она чуть не плакала. А мы с Максом только забавлялись её серьёзностью, бледностью и дрожащими губками.

      – Вы не понимаете, – случалось, говорила нам Майка. – Вы не понимаете, что это значит, быть евреем… Когда входишь в синагогу на Пасху, и кто-то вдруг крикнет: «Расступись, евреи!»… и вот расступились, опять сомкнулись… и все смеются, и все родные друг другу… Все евреи – это как одна семья…

      Я, признаться, немного завидовал Майке. Ничего похожего я никогда не испытывал и понимал, что против Майки я – сирота казанская. Я пытался представить себе, что же такое нужно крикнуть в русской толпе, чтобы все вдруг заулыбались и ощутили себя одной семьёй. «Православные!» – вот всё, что приходило мне в