Усвятские шлемоносцы (сборник). Евгений Иванович Носов

– решка.

      – Кто ж тебе такую цену положил – пятак?

      – Ну, это я к слову, чтоб поняла.

      – Так уж и поняла.

      – По-простому я, стало быть, Касьян, да?

      – А кто ж ты еще?

      – …а по-писаному вовсе не Касьян.

      – А и правда, много нынче выпил, – первый раз усмехнулась Натаха. – Я, поди, за Касьяна выходила. Иди-ка ты, Кося, к себе. Ты совсем спишь. Вот и глаза не глядят.

      – Это я так… Полежу маленько.

      – Да и кто ж ты по-писаному-то?

      – А-а! – протянул Касьян, не размыкая глаз. – Дак вот пишут – шлемоносец я! Звание мое такое.

      – Чего, чего?

      – Шлемоносец!

      – Господи! Чего еще на себя плетешь?

      – Ну… – Касьян запнулся, не находя больше пояснения этому слову. – Ну… на голову такую жалезную шапку дают… Чтоб не ушибло. По ней саданут, а мне ничего.

      – Ты его токмо слушай, балабола старого. Над тобой потешаются, а ты и рад.

      – Книга у него такая, старинных письмен. Я сам про себя читал. Будто мне от самого рожденья та шапка заготовлена. Я, к примеру, родился, живу, землю пашу или там еще чего делаю, ничего не знаю, а она уже где-сь лежит.

      – Дак и всякому мужику она заготована. Долго ли войну кликать?

      – Не-е!.. Ну… как это тебе сказать! Моя не такая. В ней я буду вроде как заговоренный.

      Врал через силу, через тошноту Касьян, утешал Натаху, уводил ее от ненужных мыслей, как куропач уводит из гнезда опасность, но и сам хотел верить в такую свою чудодейственную шапку. Однако Натаха на все это только грустно вздохнула:

      – Ох, Касьян, Касьян. Ровно бы младенец. И как-то ты там, на войне, будешь… Уж чего тебе заготовано, так вот оно…

      Привстав на локоть, Натаха запустила руку под подушку, вытащила белый сверток.

      – Может, что не так, – скажешь: завтра переделаю.

      Раскрыв отяжелевшие веки и все еще не догадываясь, Касьян принялся расправлять на груди сверток, и тот развернулся холщовой сумкой, к углам которой была пришита обоими концами долгая коломянковая лямка. Смутясь так, что жаром налились уши, он молча вертел перед собой и теребил свой подорожный пещур, простерев его в лунном свете на вытянутых руках к потолку. И Натаха, прижавшись виском к его плечу, подспудно двигавшемуся жесткими желваками, шепотом пояснила:

      – Сама, грешная, шила. Не след было шить своими руками. Поди, не положено?

      – Почему – не след? Я ж не покойник…

      – А мать и вовсе нитки не видит. Да и того пуще от слез потухла б… Я и то от нее украдкой, чтоб не видела.

      – Ну-к что ж… – собравшись, как можно спокойнее проговорил Касьян. – Это дело. Без сумки не обойтись.

      – Постромка не коротка ли?

      – Сгодится. В самый раз… Ладный сидорок! Гляди ты: и буквы вышила! А их-то зачем?

      – А так просто… Чтоб вспоминал…

      – Вот, вишь, опять все руками. Так и не купили тебе машинки…

      Чувство вины снова полоснуло Касьяна. Он отшвырнул, не глядя куда, сумку и потянул к себе Натаху, ища ее губы. Та отстранилась, загородилась