Самозванец (сборник). Теодор Мундт

два года пребывания в Нидерландах, куда был двинут его полк, Биндер заработал больше сотни дукатов разными каллиграфическими работами; но эти деньги он не употребил на улучшение своей жизни, а почти целиком отправил престарелым родителям.

      Во время возвращения в Вену он схватил какую-то глазную болезнь, вследствие чего врач запретил ему заниматься письменными работами, и Биндера снова вернули из канцелярии в полк.

      Сменившись, Гаусвальд продолжал бродить по двору. Он ждал, что его вот-вот позовут к Зибнеру, но его надежда оказалась тщетной. Промерзнув, он пошел в караулку, но сел там у окна, поглядывая в сторону дома вахмистра.

      Вскоре стало темнеть, и, когда совсем наступила ночь, Теодор увидал, что Неттхен выходит из дверей отцовского дома. Гаусвальд сейчас же оделся и выбежал во двор, рассчитывая проводить Неттхен хоть часть пути; но она уже избрала себе других проводников: отца и мать, которые шли по обе стороны ее.

      Гаусвальд издали следовал за ними. Когда они дошли до первых домов предместья, Неттхен поцеловала отца, и Зибнер повернул домой; Неттхен с матерью пошли дальше.

      – Куда? – грубо спросил вахмистр Гаусвальда.

      – Я позволил себе погулять немножко.

      – Сами вы не можете позволить себе это, а я позволения не даю. Ну, живо. Направо кругом марш.

      Гаусвальд подчинился приказанию и пошел обратно рядом с Зибнером.

      – Если бы вы позволили мне прогуляться, – сказал Гаусвальд, – то я воспользовался бы этим разрешением только для того, чтобы проводить вашу уважаемую супругу. Ведь в здешней местности так пустынно… Уже бывали случаи…

      – Есть у вас табак с собой? – перебил его Зибнер. – Ну хотя бы на одну трубку?

      – Искренне сожалею, что не имею возможности услужить вам, но, если позволите, я сейчас же сбегаю в ближайшую лавочку за хорошим табаком…

      – Я тоже очень сожалею…

      – Но ведь я могу сходить…

      – Прошу правильно понять мою просьбу, – резко оборвал его вахмистр, – инструкция обязывает меня разузнавать, нет ли у солдата, состоящего в дозоре при пороховой башне, табака, так как курение здесь строжайше запрещено. Если бы я нашел у вас табак, то должен был бы немедленно арестовать вас и отправить в казармы для примерного наказания.

      – И это пришло вам в голову в тот момент, когда я предложил проводить вашу жену?

      – Да, – буркнул Зибнер, – простой гренадер, даже не ефрейтор, осмеливается навязываться в провожатые к жене своего вахмистра. Вы оскорбили меня этим. На военной службе приходится особенно считаться с чином и рангом. Постарайтесь заняться изучением инструкций, которые вы, очевидно, плохо знаете. Ступайте, и чтобы я больше не слыхал о вас.

      Зибнер резко отвернулся и направился к себе домой.

      – Однако, старичок, зачем же так уж невежливо? – крикнул ему вслед обиженный студент.

      Зибнер обернулся и сердито погрозил ему палкой:

      – Я тебе не старичок, а вахмистр. Эй,