Как если бы я спятил. Михил Строинк

Не вмешиваться.

      Только бы не Хаким.

      Крик переходит в безудержный плач. Я слышу, как Лекс ругается:

      – Отпусти меня, падла! При чем тут я?

      Дана вытаскивают за ноги из зала. Его лицо в крови. Закованного в наручники Рула толкают вперед.

      – Я хотел ему помешать, ведь он чокнутый!

      Хакима по-прежнему не видно. Какое-то время из зала доносятся лишь голоса, переговаривающиеся по рации. И тут я вижу, как он несется по залу. В чем мать родила, с двумя хоккейными клюшками из красного пластика в руках. Снова крик. Вопит девушка, судя по всему, смертельно напуганная. В зале зажигают полный свет, и я вижу, как Хаким принимается избивать клюшкой охранника. Улучив момент, девушка мчится к двери. Но слишком торопится и спотыкается. Ей помогают подняться. Хакима нигде не видно.

      – Он за теми шкафами, – говорит кто-то. Еще одна партия охранников устремляется в зал.

      Кричащей девушкой оказывается Грейтье, инструкторша по оформлению праздника. Грейтье, Шинейд О’Коннор. Ее лицо в крови, одежда сорвана с тела. Грудь в царапинах. Она не произносит ни слова, только рыдает, двое коллег уводят ее наверх.

      Крики продолжаются. Еще не конец. Лекса, без сознания, уволакивают под мышки из зала. И тоже заключают в наручники. Хаким еще прячется, думаю я, и пытаюсь зайти внутрь, но меня оттесняют назад.

      – Брось палку! – слышу я, а в ответ на непонятном языке звучат причитания Хакима.

      Снова крик. И удар. Кто-то падает на пол. Я слышу, как охранники пинают ногами тело Хакима. Как они бранятся. Хакима я больше не слышу. Я больше вообще ничего не слышу.

      Глава III

      16

      6:29. День сурка! Даже вверх тормашками мой будильник показывает то же время. Между тем ничего не меняется, и вот уже на дворе март. Сегодня у меня день рождения. Моему радионадзирателю не стоит этого знать, поэтому я переворачиваю его дисплеем к стене, после чего выражаю соболезнования своему отражению в зеркале.

      – Больше семидесяти тебе не дашь. Так держать, старик.

      За завтраком ораторствует Метье. Вчера она вернулась из реабилитационного отделения. На ней бумажное платье, которое я в ее отсутствие от нечего делать разрисовал цветочками, и бирюзовая косынка. С собой у нее «Либелле»[20] (наверняка январский номер 1983 года), и она просвещает одногруппников на предмет их знаков зодиака. Как славно, знаки зодиака. Очередной ярлык.

      Завидев меня, она радостно хлопает в ладоши:

      – А ты кто? Кто ты по знаку зодиака?

      Вздох.

      – Телега с асцендентом в Арбузе. Меня нагружают все кому не лень, но я умудряюсь остаться сладким и сочным.

      Надеюсь, я удовлетворил ее любопытство, но, похоже, ей этого мало.

      – Нет, таких здесь нет. Когда ты родился? Когда у тебя день рождения?

      Инструктор тут же пользуется моментом, чтобы обратить на меня всеобщее внимание (только не надо петь, пожалуйста).

      – Ты же прекрасно знаешь, Метье. Сегодня! У него сегодня день рождения.

      Вся группа затягивает

20

Libelle – голландский женский журнал.