Дух Времени. Анастасия Вербицкая

быть такое необычное одухотворенное выражение. Сердце его сжалось, когда он подумал, сколько вынесло уже на своих хрупких плечах это обреченное создание, беспомощное, безвольное и без вредное, как дитя.

      За столом, кроме них, сидела ещё целая компании Шебуев в блузе, подпоясанный ремешком, с лицом ярославского мужичка, лукаво-добродушным, но с го рячими, смелыми глазами, которые ярко загорались когда что-нибудь задевало его в споре. И тогда это «неинтеллигентное» лицо поразительно менялось и за хватывало нравственной мощью. Дмитриев – студент первого курса, живший у Тобольцева, потому что у него не было родных и ему некуда было деться. Он приехал сюда прямо из Красноярска, списавшись с земляками-студентами, и жил здесь уже второй месяц в ожидании заработка. Он был широкий в кости цветущий и наивный. Шебуева занимала эта наивность, и они всё время пикировались.

      Иванцов, привезший барышень, сидел тут же и жадно глядел на Шебуева. «Ведь, вот, подите ж! – думал он. – Хоть бы что ему!.. Шутит с девицами уписывает тетерку, дразнит студента… А что ждет его завтра?..» Но он был страшно рад этой встрече и рассчитывал вызвать Шебуева на интимный разговор наедине.

      – У вас больной вид. Отчего вы так бледны? – спросил Тобольцев Иванцова.

      – Из тюрьмы выпущен. Полгода сидел в одиночке.

      Шебуев оглянулся на студента, и глаза его сверкнули.

      Через четверть часа они уже говорили, как свои.

      На хозяйском месте сидел Чернов, актер, оставшийся без ангажемента. Прошлый год он явился к Тобольцеву после месяца голодовки, да так и остался у него.

      «Истеричка» ещё дичилась немного Тобольцева и чужих людей, но генеральская дочка Таня (как она всем рекомендовалась) чувствовала себя здесь так, словно пять лет была знакома с этой компанией Нашлись общие знакомые среди «сидевших», разговоры лились рекой, пока не приехал доктор.

      Черненькая учительница – Нина – не сводила глаз с Тобольцева, не проронила ни одного слова. Шел горячий спор. Шебуев с нетерпимостью социалиста-революционера нападал на Ницше, Оскара Уайльда, на эстетов и индивидуалистов, на созданное ими новое течение мыслей[8], растлевающее молодежь… Он так и сказал «растлевающее»…

      Тобольцев страстно возражал. В этом новом веянии он видел зарю освобождения для личности, видел протест.

      – Вся ваша литература, – говорил Шеоуев, – все ваше искусство безнравственно или ничтожно. Нет идейности ни в чем… А только поиски «настроений и красоты». Верите ли, Тобольцев? До того мне опостылело это слово «красота», что, ей-Богу, кто мне о ней заговорит!.. – И он добродушно расхохотался.

      – Что такое безнравственно?! – возражал Тобольцев. – Книги есть талантливые и бездарные. И картины тоже… Художник не должен иметь этических симпатий. Искусство не имеет практических задач[9]. Да… да._ Это я вам возражаю словами Оскара Уайльда, которого вы отрицаете, а я признаю… Талантливое произведение есть дело жизни художника, его вклад, его бессмертие… И кто смеет его судить за то, что, творя, он остается самим собою? Разве это не все,

8

…нападал на Ницше, Оскара Уайльда, па эстетов и индивидуалистов, па созданное ими повое течение мыслей… – Ницше Фридрих (1844–1900) – немецкий философ, представитель иррационализма и волюнтаризма; Уайльд Оскар Фингал О’Флаэрти Уилс (1854–1900) – английский писатель и критик. Оказали воздействие на формирование философских и эстетических основ европейского модернизма.

9

Книги есть талантливые и бездарные. И картины тоже. Художник не должен иметь этических симпатий. Искусство не имеет практических задач. – Неточная цитата из гл. XIX романа О. Уайльда «Портрет Дориана Грея» (1891).