Публичное начало российского уголовного процесса. Анатолий Барабаш

что мы более адекватно проинтерпретировали мысль законодателя, чем авторы, считающие, что обвинение – лишь та часть уголовного преследования, которая направлена на формулировку обвинения, предъявление обвинения, поддержание государственного (частного) обвинения[211]. В рамках указанного подхода обвинение частично перекрывает уголовное преследование.

      Решение вопроса о соотношении обвинения и уголовного преследования в сознании многих исследователей осложняется, как нам кажется, устоявшимся стереотипом о том, что обвинение – одна из функций уголовного процесса[212]. Так, например, М. Т. Аширбекова, правильно уточняя понятие «обвинение», пишет, что «обвинение – это утверждение не только того, что лицо совершило деяние, запрещенное уголовным законом, но и утверждение того, что лицо совершило это деяние виновно»[213]. Эта позиция аналогична той, что обосновывалась нами выше, понятия «обвинение» и «уголовное преследование» по содержанию ею разводятся. Но при попытке названного автора обосновать, что обвинение – это функция, различие между анализируемыми понятиями пропадает. Рассматривая обвинение как функцию, она пишет, что обвинение – это процессуальная деятельность по установлению виновного характера действий лица, совершившего деяние, запрещенное уголовным законом[214]. Здесь уже речь не идет о том, что обвинение – это утверждение, и такое понимание, по сути, не отличается от того, как она понимает уголовное преследование. Для нее – это деятельность, связанная с изобличением лица в совершении преступления. Значит, если рассматривать обвинение как функцию – неизбежно ее отождествление с функцией уголовного преследования[215], если как тезис (как это делает законодатель), то тогда о функции обвинения говорить не приходится. Тезис – это не деятельность, а то, чем деятельность завершается. Какая деятельность, по уголовному преследованию или иная – ответ на этот вопрос будет дан ниже.

      Пытаясь доказать неравнозначность функций обвинения и уголовного преследования, М. Т. Аширбекова прибегает к оригинальному обоснованию. Из ее рассуждений вытекает, что когда речь идет о делах публичного обвинения, то уголовное преследование и обвинение сливаются, а вот применительно к делам частного обвинения не может идти речи об уголовном преследовании, так как «уголовное преследование есть публично-правовая деятельность»[216]. В первом случае, по делам публичного обвинения, слияние этих двух функций как минимум свидетельствует о том, что, возможно, существует только одна. Во втором случае соотносить по содержанию эти понятия вообще не приходится, так как одно из них не представлено. В силу этого нам непонятно, почему у этого автора понятие «обвинение» шире понятия «уголовное преследование». И если даже допустить подобное, то включение одного содержания в другое не дает основания говорить о существовании двух функций.

      Мы попытались разобраться с тем, какое содержание вкладывают

211

Володина Л. М. Уголовное преследование. С. 92.

212

См., например: Советский уголовный процесс: Учебник для юрид. ин-тов и фак. / Под ред. Д. С. Карева. М.: Высш. ж., 1968. С. 24.

213

Аширбекова М. Т. О соотношении понятий «обвинение» и «уголовное преследование// Пятьдесят лет кафедре уголовного процесса УрГЮА (СЮИ): Материалы Междунар. науч. – практ. конф., г. Екатеринбург, 27–28 янв. 2005 г.: В 2 ч. Екатеринбург, 2005. Ч. 1. С. 58.

214

– Там же. С. 60.

215

Не спасает положения и утверждение, что термин «уголовное преследование» «должен был обозначать обвинительную деятельность, функцию обвинения». Здесь под уголовным преследованием понимают функцию обвинения, а от перестановки мест слагаемых сумма не меняется. См.: Кудин Ф. М. Обвинение и принуждение в уголовном судопроизводстве // Пятьдесят лет кафедре уголовного процесса УрГЮА (СЮИ): Материалы Междунар. науч. – практ. конф., г. Екатеринбург, 27–28 янв. 2005 г.: В 2 ч. Екатеринбург, 2005. Ч. 1. С. 481.

216

Аширбекова М. Т. О соотношении понятий «обвинение» и «уголовное преследование. С. 63.