Сиротка. Дыхание ветра. Мари-Бернадетт Дюпюи

ты больше не плачь. Мне приснилось, что ты плакала, а я во сне быстро тебя успокоила. Но ты далеко, в Валь-Жальбере.

      Подошла Тала, подозрительно глядя на них.

      – Что ты там говоришь, Киона? – с беспокойством спросила она. – Почему ты думаешь о Валь-Жальбере?

      – Она пожаловалась, что я живу далеко от вас, только и всего, – заверила Эрмин, взбудораженная словами ребенка.

      «Неужели нам приснился один и тот же сон?» – спрашивала она себя.

      Эрмин отправилась в свой поселок-призрак, испытывая сильное волнение. В сумраке голубоватые тени от деревьев ложились вдоль дороги, полностью занесенной снегом. Как и по пути сюда, не было видно ни души, и вечерняя приглушенная тишина немного пугала Эрмин. Позвякивание бубенчиков, почти бесшумный цокот копыт Шинука успокаивали ее. Конь фыркал, когда она заговаривала с ним, и казалось, они ведут что-то вроде диалога.

      – Надеюсь, мы доедем без приключений, – сказала она. – Слышишь, Шинук, ветер крепчает, завывает, как волк. Боже мой, в следующий раз, когда я буду в Робервале, обратно поеду засветло.

      На душе у Эрмин было удивительно легко. Она не думала ни о Тошане, ни о маленьком Викторе. В голове у нее звучали песни, то знаменитые оперные арии, то незамысловатые французские баллады: она была уверена, что ангел спустился на землю в светоносном образе ее сводной сестрички Кионы.

      – Вдвоем мы победим невзгоды! – воскликнула она.

      Конь ответил ей пронзительным ржанием. Забавы ради Эрмин запела.

      Говорите мне про любовь,

      Эти речи – моя услада,

      Все бы слушала вновь и вновь,

      Мое сердце всегда им радо[20].

      Это была одна из первых песен, которые она разучила, нежная кантилена, каждое слово которой воскрешало картины ее юности.

      – Какая прекрасная вода в реке Уиатшуан, ключевая, прозрачная! Увидев однажды, как Тошан плавает там, я тоже пошла купаться. Как давно я люблю его, моего Тошана!

      Она собралась снова запеть, но тут сгущавшуюся темноту прорезал свет автомобильных фар, словно пара желтых глаз громыхающего чудовища. Ослепленная Эрмин тут же решила, что это родители едут ей навстречу или же послали Симона Маруа удостовериться в том, что с нею все в порядке. Но ей показалось, что машина по размерам больше Лориной. Конь резко остановился, и она чуть не потеряла равновесие. Она уперлась ногами и сжала в руках вожжи.

      – Не бойся, Шинук, всем места хватит! – крикнула она коню, который нервно перебирал ногами.

      Наконец она различила очертания грузовичка, выкрашенного зеленой краской. Колеса, обмотанные цепями, скрежетали по утрамбованному снегу.

      – Должно быть, это Онезим, – со смутной тревогой решила она. – Да нет, я никогда не видела этот грузовик в наших местах.

      Она попыталась отвести коня вправо, чтобы освободить проезд. Но тут произошло нечто странное. Водитель затормозил и развернул грузовик поперек дороги. Мотор продолжал работать, но фары погасли. Путь Эрмин был отрезан.

      «Что все это значит? – уже с явным

20

Перевод М. Квятковской.