Беглый. Винсент Килпастор

ностальгией – будто говорил о месте, что пришлось покинуть против своей воли, и о котором я ещё долго буду скучать.

      – Блатной?

      По вопросу я понял, что мой мумифицированный собеседник из красных – блатные никогда не пользуются этим термином.

      – Конечно же, нет. Нарядчик я.

      – Нарядчик?

      Похоже, удалось вызвать его интерес. Повернулся и рассматривает. Может – и сушек теперь даст?

      – Нарядчик. Промзоны.

      – И сколько там у вас в Папе пыхнуть нужно за эту должность?

      – Да никто не рвётся-то особо. Типа – западло.

      – Бараны. В Каршах в очередь выстраиваются. Да ещё и пыхтят.

      – Так ты с Каршей? – сразу стала понятна его худоба: и что, правда, там настоящий концлагерь у вас?

      – Кому – концлагерь, кому – хуже. Я завхозом жилзоны там ехал. К самому Кулумбетову без стука заходил.

      Так-то. Правильный был Хозяин. Справедливый.

      Я вспомнил все, что слышал о «каршинском казахе» Кулумбетове и вздрогнул. У него мог бы поучиться сам рейсхфюрер Генрих Гиммлер. Во времена СССР – каршинские зоны – общая и строгач, были одними из самых чернючих, блатных зон.

      Юртбаши тогда, кажется, был первым секретарём каршинского обкома партии, ага. А вот сбросив иго империализма, решил из каршинских синекур сделать показательные лагеря.

      Подозреваю братские представители казахского народа сыграли тогда роль латышских стрелков Ильича. Они работали за деньги и им было насрать на боль и чаяния узбекского народа. Хотя, думаю, вольные сыны степей кровожадней любого латыша будут. Потомки чингиз-ханов.

      – Его вроде перевели в Жаслык, в новую политическую?

      – Перевели. Перевели отца родного! Он там их воспитает, вовчиков долбанных. А к тебе-то, когда родня приедет? Можно прямо сейчас позвонить с дежурки, менты разрешают. Они вообще, как денежные у тебя, родители-то? Бизнесмены, небось, а?

      Он подмигнул и снова с хрустом принялся обрабатывать сушку.

      – Да какое там…денежные, мать-пенсионерка. Отец – бросил нас, когда я родился.

      Сейчас я тебе всё выложил на блюдечке, морда завхозная.

      – Мать? Пенсионэрка? А… Дык, ты иди, иди тогда. Там по коридору – ещё один дурик папский. Суд у него на днях. Отчалит – всю хату сам и займёшь. Жарь, бродяжня. Попутного ветра тебе в душу.

      Сушки он мне так и не предложил, а я, сглотнув, двинул дальше по баклажановой дороге искать второго папского дурика.

      Им оказался Вован. Человек без шеи. Это бывает у бывших спортсменов, когда они перестают спортом заниматься. Эдакая былая мощь, под слоем все уравнивающего жира.

      Вован был подручным оружейного мастера Дончика с папской промки. Каждый раз перед большим шмоном оперов или режимников на промке, я регулярно появлялся в их каптёрке, где они работали над очередным самурайском мечом или выкидухой.

      Сделав страшные глаза, я шептал: «Убирайте запал, сейчас начнётся».

      Знал ли фрезеровщик Вован, что делаю я это исключительно по звонку начальника оперативной части зоны, самолично