Корчак. Опыт биографии. Иоанна Ольчак-Роникер

хуже учиться. Остался на второй год в том же классе.

      Перемены в своей жизни он позже прокомментировал, коротко и без грусти, в книге «Правила жизни», вышедшей в 1929 году: «Когда я был маленьким, то был богатым, а потом уж стал бедным, так что мне знакомо и то и другое. Знаю, что можно и так, и так быть порядочным и добрым, что можно быть богатым и очень несчастным»{68}.

      Как и герой «Исповеди мотылька», он писал экзальтированные поэмы, посылал в варшавские журналы; их, как правило, отвергали. Спустя годы в фельетоне «Мое последнее стихотворение» Корчак описал случай, из-за которого он не стал поэтом. Он добился аудиенции у самого Александра Свентоховского, отца польского позитивизма, публициста, писателя, главного редактора политического, общественного и литературного еженедельника «Правда».

      Наконец-то я увижусь с литератором. Он скажет, есть ли у меня талант.

      Пришел. Садится. Смерил меня проницательным взглядом – по крайней мере, так мне казалось. Сильно бьется сердце.

      – Ну что, юноша, – стишки пописываешь?

      Отвечаю кивком. Хотелось отпрянуть: во взгляде, в вопросе чувствую пренебрежение. Щеки пылают. Сердце будто стынет. Сказал бы «ты», а не «юноша». «Стишки» вместо «стихов». «Пописываешь» вместо «пишешь». Истинный литератор проник в мои мысли. Ласково улыбнулся, ободряюще сказал:

      – Ну, смелей!

      Я вынул ненужный листок – стихотворение знал наизусть, <…> оно было длинным и кончалось так:

      Мечты, надежды

      Хочу отринуть,

      Не нужно новых

      Попыток, троп.

      Позвольте выйти,

      Позвольте сгинуть,

      Найти при жизни

      Позвольте гроб.

      Он грустно улыбнулся:

      – Разумеется, позволим, раз тебе так хочется. <…>

      Я перестал писать стихи. И благодарен за доброжелательную критику{69}.

      Однако он не отказался от литературных амбиций. Учитель, заставший его врасплох на уроке – Генрик писал повесть под партой, – насмехался: «У Гольдшмита нет времени на учебу. Гольдшмит хочет писать в газетках по две копейки за стишок»{70}. Он был прав: через пять месяцев после смерти отца Гольдшмит дебютировал в печати. В известном юмористическом журнале «Кольце» был опубликован его фельетон под названием «Гордиев узел», подписанный псевдонимом «Ген.». Текст нельзя назвать особо смешным, и он не свидетельствует о большом таланте, но эта дебютная работа, если рассматривать ее в исторической перспективе, показывает, как рано зародились педагогические пристрастия автора. Он пылко критиковал тогдашнюю систему образования и задавал пафосные вопросы: «Неужели у домашнего очага всегда будут безраздельно властвовать мамки, няньки, фребелички, бонны, немки и француженки, гувернантки, репетиторы и гувернеры, учительницы и учителя? Неужели никогда их место не займут родители?»{71}

      Видимо, он жил с чувством постоянной

68

Janusz Korczak, Prawidła życia, w: Dzieła, t. 11, wol. 1, s. 57.

69

Janusz Korczak, Mój ostatni wiersz, “Nasz Przeglad” 1927, nr 1, w: Dzieła, t. 14, wol. 1, s. 21, 24.

70

Igor Newerly, Żywe wiązanie, Warszawa 2001, s. 48.

71

Janusz Korczak, Węzeł gordyjski, “Kolce” 1896, nr 39, w: Dzieła, t. 2, wol. 1, s. 169.