Тайны русской дипломатии. Борис Сопельняк

особа зело мне омерзела». При этом во время встреч с отцом Алексей так пугался, что начинал заикаться и не мог говорить. А когда Петр I поинтересовался успехами сына в черчении и назначил ему что-то вроде экзамена, Алексей прострелил себе руку. Калекой он не стал, но точку в отношениях с отцом поставил жирную!

      С горечью великой, а может, и со слезами Петр Алексеевич засел за письмо к сыну. Оно вошло в историю под названием «Объявление сыну моему». Напомнив Алексею о том, сколько он с ним возился, пытаясь наставить на путь истинный и сделать достойным продолжателем своих великих дел, Петр I пишет, что, как оказалось, все это даром и толку, судя по всему, из него не получится. «А потому, – пишет Петр I, – видя, что ничем не могу склонить тебя к добру, избрал я за благо написать сей последний тестамент (завещание), в котором извещаю, что ежели не исправишься и не возьмешься за ум, наследства я тебя лишу и удалю, яко уд гангренный. И не мни себе, что один ты у меня сын и что сие пишу тебе в устрастку. Воистину, богом клянусь, исполню! Ибо я за мое отечество и люди живота своего не жалел и не жалею, то как же могу тебя непотребного пожалеть? Лучше будь чужой добрый, нежели свой непотребный».

      Размышлял наследник недолго. Получив это письмо, он тут же написал ответное, в котором заявил, что отказывается от престола. Но Петр Алексеевич предложил одно из двух: либо остаться наследником, либо постричься в монахи. Петр I был горяч, но отходчив, поэтому, дав сыну полгода на размышление, уехал за границу.

      Антипатия Алексея была так велика, что, наплевав на престол, на реформы и на всю Россию, прихватив девицу Ефросинью, он бежал в Вену. Узнав об этом побеге, Петр I пришел в неистовство! Он потребовал выдачи Алексея, он угрожал войной, но австрийский император пропустил эти угрозы мимо ушей. И тогда Петр Алексеевич вспомнил о хитромудром графе Толстом. Пригласив его к себе и дав неограниченные полномочия, царь поручил ему любой ценой заманить наследника в пределы России и доставить в Петербург. При этом ни один волос не должен упасть с его головы: Петр I был убежден, что без помощников и посредников тут не обошлось и что в Петербурге осталось немало сторонников Алексея, а это значит, противников новой России.

      – Если он назовет имена и искренне раскается, я этого недоумка прощу, – сказал в заключение Петр I. – Все-таки родная кровь, с порчинкой, но своя.

      – Расстараюсь, Петр Алексеевич, – поклонился Толстой. – Но понадобятся средства. Без «дачи» в этом деле не обойтись.

      – Это – само собой. Сколько надо, столько и бери, казна не оскудеет. Но ты все-таки напирай на то, что Алексей – законный наследник российского престола и Вене будет выгодно со временем иметь на нашем троне человека, который симпатизирует Австрии и в случае опасности бежит в ее пределы.

      – Именно так я собираюсь действовать, – снова поклонился Толстой. – А если эти слова подкрепить хорошей «дачей», то они будут не только услышаны, но и поняты.

      Так оно и случилось… Одних придворных австрийцев он подкупил,