Господин Великий Новгород (сборник). Даниил Мордовцев

бой был смертный. Московские рати осилили и смяли новгородцев. Многие из них, видя, что москвичи все прибывают, не выдержали натиска и бросились берегом к насадам. Напрасно воевода, князь Шуйский-Гребенка, махая мечом и напоминая беглецам Святую Софию, силился остановить их. Напрасно он кричал, чтоб подержались немного, что вот-вот сейчас подоспеет владычий стяг конников и ударит на москвичей с тылу, что вон уже вдали развеваются новгородские знамена и слышны боевые окрики новгородцев и их воинские трубы – беглецы не слушали его. Многие, бросаясь в насады друг через друга, попадали в Ильмень и тонули под тяжестью кольчуг – подымая руки из воды, напрасно просили о помощи… Было не до них – каждый думал о себе. Один увлекал другого, толпились, падали, вставали и снова бежали к насадам. Тех, что в пылу сечи зашли далеко и изнемогли, москвичи брали в полон и привязывали конскими цепями и ремнями друг к дружке.

      Сын Марфы, Димитрий, положив на месте несколько москвичей и ошеломленный рогатиною в голову, потерял сознание и, приподнявшись на песке, бормотал что-то бессвязно, водя пальцами по окровавленным латам и блестящему, теперь окровавленному нагруднику…

      – Материны слезы, красны слезы стали… и на земле материны слезы… и тут на латах… красные слезы… заржавели… Исачке пряник московской…

      Арзубьев и Селезнев-Губа, увидав его в таком положении, схватили под руки и силою втащили в насад.

      – Материны слезы… красны… у-у-у в голове…

      – Господи! Спаси ево, раба Митрея! О-ох!

      – Измена… Владычний стяг поломал крест… Целованье переступил…

      – У-у-у! Красны слезы…

      Насады в беспорядке отчаливали от берега, не обращая внимания ни на раненых, ни на тех, которые не успели попасть на суда. Многие из них кидались в воду, чтобы догнать своих уплывших от берега, отчаянно боролись с затоплявшею их водою и, поражаемые московскими стрелами и каменьями, тонули на глазах у земляков, то молясь, то проклиная кого-то…

      Оставшихся на берегу москвичи ловили, словно табунщики коней, арканами. И тут начались возмутительные сцены надругательства над пленными новгородцами. Москвичи отрезывали у них носы и губы, бросали эти кровавые трофеи в Ильмень, приправляя эти воинские забавы не менее возмутительными прибаутками:

      – Эх, Ильмень, Ильмень-озеро. На тебе носов… «нову-го-роц-ких»!

      – На поди – высморкайся да выкупайся в Ильмене, нос новугороцкой! Н-на!

      – А вот губы новугороцки! Целуйтеся-ко со Ильменем-озером.

      – Ну-ко, подь понюхай, чем пахнет! Ловите, храбрые новугородцы, носы своих витязей!

      – Эй, щука-рыба! Эй, окунь ильменской! Собирайтесь носы да губы новугороцки кушать во здравие!

      Дикий хохот, крики и стоны далеко разносились по берегу и по озеру…

      – А вот губы с усами – ловите их, новугородцы, красным девкам в подарок!

      – Подите, покажтесь топерь своим! – отпускали москвичи изуродованных пленников.

      Тихо кругом. Московские рати ушли, оставив побитых врагов