Музыкант. Художник. Тарас Шевченко

даму высшего полета.

      Такова сила предубеждения против своего родного наречия.

      За чаем я случайно узнал имена двух девочек; одну, кажется, старшую (потому что они обе одинакового роста), звали Лизой, а другую Наташей. И так они были похожи одна на другую, что, пересади их с места на место, то и не знал бы, которая из них Лиза, а которая Наташа. А обе они были чрезвычайно похожи на свою милую маменьку.

      Хозяйка, между прочим, обратилась ко мне и спросила, понравился ли мне концерт в Дигтярях?

      – Ведь уж, верно, там не обошлося без концерта? – прибавила она.

      Я отвечал утвердительно.

      – А каков виолончелист! Не правда ли, прекрасный?

      – Превосходный! – отвечал я.

      – Это наш большой приятель, и, кроме того, что он артист превосходный, но нужно знать, что он и человек самого нежного, самого благородного сердца. Но что будешь делать? – прибавила она со вздохом. – Лиза и Наташа плачут, когда не видят его два дня сряду. А про Адольфину Францовну и говорить нечего, – сказала она шутя и поцаловала гувернантку в загоревшуюся щеку. Из чего я заметил, что она понимает по-русски.

      Мне было чрезвычайно приятно слышать подобный отзыв о человеке, которого я с одного разу полюбил, как что-то близкое моему сердцу.

      После чая Антон Адамович обратился к нам и просил в свою хату.

      – Я к ним только в гости захожу, а хата моя там, в саду.

      И он взялся за свою шляпу. И мы последовали его примеру.

      Белая, соломой крытая хата, к которой нас привел Антон Адамович, стояла между фруктовыми деревьями и служила кабинетом Антону Адамовичу и вместе караульней. Чисто немецкая штука!

      Хата Антона Адамовича, как вообще малороссийские хаты, разделялася сенями на две половины: собственно на хату с комнатою и на так называемую комору. В коморе, освещенной одним окном, помещалась у него аптека и библиотека. В сенях – лаборатория; это можно было заключить из стоявшего на широком камне алембика, реторты47, стеклянных и глиняных банок. Стены светлицы, или кабинета, были украшены луками, стрелами, томагауками48 и другими орудиями дикарей, что и свидетельствовало о кругосветном странствовании Антона Адамовича.

      Около стен стояло две кушетки, а между ими, у стены, простой дубовый стол и на нем электрическая машина.

      – Не угодно ли будет отдохнуть с дороги, а я пока наведаюсь в Дигтяри: ведь я их домашний медик. До свидания.

      И он оставил нас в своем кабинете совершенными хозяевами.

      – Не думал я, отправляясь на бал, попасть в кабинет ученого путешественника и вдобавок путешественника скромного, – подумал я вслух, когда мы осталися одни.

      – Да это что еще! – сказал мне товарищ. – Вы загляните в комнату, – вот где редкости.

      И, действительно, редкости. Во всю длину комнаты, около стены, дубовый широкий стол уставлен разнообразнейшими и красивейшими раковинами тропических морей. А посередине стола, как раз против окошка,

47

Алембік – скляний перегонний куб; реторта – посудина з повернутим назад носиком для перегонки речовин.

48

Томагавк – холодна зброя (сокирка) індіанців Північної Америки.