Светорада Медовая. Симона Вилар

и помочь корабелам сняться с мели. Воины сходили с коней, рубили молодые деревца на шесты и вместе с варягами подсовывали их под днище, налегая на судно, чтобы сдвинуть его с илистой мели. За делом Нечай даже переговорил с их ватажком, трудившимся наравне со всеми и заработавшим этим невольное уважение ростовского воеводы. Тот на исковерканном славянском (благо, что муж варяжки Гуннхильд немного знал его язык – так и смогли объясняться) поведал, что его спутник-горбун идет с ним от самой богатой хазарской столицы Итиль. Там горбатый хазарин состоял на службе у некоего царевича, вот и возомнил о себе невесть что, однако, как варяг слыхал, в последнее время этот Гаведдай – так звали горбуна – чем-то обозлил своего господина, и тот прогнал его со службы. Небедный после былых щедрот царевича горбун решил заняться торговлей с Русью и пристал к варяжским купцам, надеясь, что плыть вместе на неспокойный север ему будет безопаснее. Они и шли по рекам без помех, пока эти мохнатоголовые и рогатые не напали.

      – Больше не нападут, – заверил предводителя варягов Нечай. – А с этими я сам разберусь.

      Он продолжал учтиво беседовать с варяжским гостем, хотя уже давно заприметил, что Стрелок делает ему какие-то знаки с берега.

      Когда корабль викингов вольно пошел по реке, Нечай подошел к Стрелку.

      – Ну что там?

      – Тут такое дело, Нечай, – сказал парень, убирая с глаз длинный чуб. – Наши это. Разбойнички. Не мордвины, не черемиса, а меряне здешние. И возглавил набег не кто иной, как наш с тобой знакомец, шаман Чика. Как прикажешь с ними быть?

      Нечай только крякнул:

      – Разберемся.

      Предводитель разбойных мерян и впрямь оказался местным шаманом. С его головы стянули разбойничью личину в виде рогатой козлиной головы с ниспадавшей накидкой, и теперь Нечай вертел ее в руках, укоризненно качая головой. А шаман Чика стоял, вскинув надменно подбородок, словно и вины за собой не чувствовал.

      Нечай заговорил:

      – Что ж ты наделал, Чика, дружок? Не с нами ли за одним столом пировал, гулял? Или мы жалели для тебя мяса, пирогов да хмельного меда? Отчего ты так разошелся, что неладное надумал – под черемису рядиться да разбой учинять? Ведь знаешь, что после недавних стычек мы с черемисой ряд[82] заключили о том, что они не станут разбойничать на реке, а мы их за то на торги летом пустим. И что получается? Если бы вас за черемису приняли да в ответ их становища побили, не было бы мира на Итиле.

      – Черемисе можно, а нам нельзя! – сверкая узкими темными глазами, выкрикнул шаман. Он был еще не стар, в его заплетенной в косицы бороде почти не было седины. И держался Чика дерзко: будучи гораздо ниже Нечая, он вскидывал голову перед воеводой, будто не ответ держал, а сам допрос учинял. Однако расплывшаяся охряная краска на щеках делала шамана жалким, а его потуги казаться важным выглядели смешно. И все же ни воеводе, ни дружившему с Чикой Стеме было не до смеха.

82

Ряд – договор.