Пятая печать. Том 2. Александр Войлошников

тоненький, ощетиненный короткой стрижкой и остренькой бородкой, он походил на вдрызг затертую зубную щетку. Наблюдая за попытками тетки поговорить со мной, старичок рассмеялся, как до хрипоты изношенный звонок в коммунальной квартире. Этот высокочастотный смех вывел меня из оцепенения, и я услышал, как ощетиненный старичок говорит обо мне так, как будто бы меня тут нет.

      – Не извольте удивляться, сударыня, такому феномену – это от возраста… возраста сретения души и духа! Не пройдет и пары лет и закроется у него окошечко меж душой и духом! Как прекрасен этот возраст – отрочество!.. – старичок защелкал пальцами, как кастаньетами, и мне почудилось, что от высокого возбуждения внутри старичка что-то зажужжало, как электричество в трансформаторной будке.

      – Не у всех отрочество одинаково, – продолжает старичок, – у взбудораженных внешним миром сангвиников не бывает беспричинных грез и слез. А деловитые холерики и равнодушные флегматики в заботах и замотах спокойно перешагивают через отрочество. Но тем, кто одарен меланхолическим темпераментом, у кого внутренняя жизнь ярче внешней, вот тем в полной мере дано вкусить дивные грезы отрочества! С годами меланхолики привыкают управлять мыслями, хотя бы прилюдно. А в отрочестве у них это неуправляемо и внутренний мир засасывает их души, как в бездонный омут! Вот так!

      И старичок чмокнул неожиданно смачно.

      – Зато меланхоликам неведомо чувство скуки. Закройте меланхолика в комнате без окон – он спасибо скажет, ему жить во внутреннем мире мешать не будут! Почему был несчастлив Робинзон? Почему многие боятся одиночества?! Да не способны они, будучи наедине с собой, наслаждаться общением со всем миром! И прошлым, и будущим, и сказочным. Душа их разлучена с духом! А у меланхолика душа легко соединяется с духом, который в Духе Божием, а уж там-то он общается с кем захочет! Хоть с Александром Македонским, хоть с марсианином! Поэтому меланхолику с собой интереснее, чем с окружающими людьми! Ибо все самое интересное, в том числе и люди, в нем самом, в меланхолике! Вот почему молодой человек нас не видит, не слышит. Душа его далеко…

      Но тут, заметив, что я очень внимательно слушаю его, старичок, направив на меня остренькое жало бородки, спрашивает неожиданно:

      – Как вы, юноша, к Лермонтову относитесь?

      – Который стихами писал за революцию? – демонстрирую я эрудицию бывшего очхориста. – «Парус», «На смерть поэта»… Против царя и буржуев?

      Старичок возмущенно машет руками, как махолет, но не взлетает, а распространяет запах мятных капель. И приказывает в своей энергичной манере:

      – Молодой человек! Приедете, бегите в книготорг! Требуйте книгу, самую необходимую для вас сегодня «Избранные произведения Лермонтова»! Купите! И она станет любимой книгой! Спешите! Отрочество проходит! Лермонтова вам, меланхолику, надо читать сейчас же! Не опоздайте! – и, обратившись к тетке: – Я полагаю, сударыня, и вы разделяете мое мнение?

      В крохотной головке ядреной матрехи, венчающей величественное