Ахматова. Юные годы Царскосельской Музы. Юрий Зобнин

вред самой партии: «Этот вред заключался в дискредитировании её в общественном мнении, что происходило вследствие огульных оговоров и запугивания массы лиц людьми, терроризированными и деморализованными Стрельниковым, – людьми, совсем не принадлежавшими к революционным деятелям, но которых общество не имело возможности отличить от них, раз они привлекались по политическому делу. <…> Он прилагал все усилия, чтобы смешать социалистов с грязью, выставить их перед обществом как шайку уголовных преступников, умышленно прикрывающих политическим знаменем личные поползновения испорченной натуры». В Одессе это было ещё проще, чем в Киеве, так как среди местной революционной молодёжи были очень популярны взгляды М. А. Бакунина, считавшего «разбойный элемент» одним из главных составляющих в революционной борьбе и полагавшего весьма полезными для дела революции погромы и грабежи. Один из лидеров студенческой группы «Народной воли» в Новороссийском университете Герасим Романенко, хорошо известный Фигнер ещё с конца 1870-х, опубликовал в октябре 1881 года прокламацию, в которой от имени народовольцев горячо поддерживал народные расправы над одесскими «евреями-эксплуататорами»: «Всё внимание обороняющегося народа сосредоточено теперь на купцах, шинкарях, ростовщиках, словом, на евреях, этой местной “буржуазии”, поспешно и страстно, как нигде, обирающей рабочий люд». Его брат, Степан (будущий крёстный Ахматовой) был также знаком Фигнер: он тяготел к украинским националистам и привлекался за хранение подцензурного женевского издания шевченковского «Кобзаря»[46]. Представители этой крайне разношерстной и неопределившейся в своих взглядах молодёжи и становились основными фигурантами подготовляемых Стрельниковым показательных процессов. А в средствах он не стеснялся. «Арестанту Геккеру на допросе, – фиксировалось в деле Департамента полиции, – генерал Стрельников сказал, за неоткровенность в его показаниях, что он уничтожит не только его, Геккера, но и его семейство; Геккер по возвращении в тюрьму громогласно об этом говорил заключённым, добавив, что где бы он ни был, какая бы участь его ни постигла, он… не простит генералу Стрельникову то, что он трогает его семейство»[47].

      Покушение на Стрельникова В. Н. Фигнер готовила с декабря 1881 года, а под Новый год к ней в Одессе присоединился матёрый террорист-народоволец Степан Халтурин, ставший всероссийской знаменитостью после устроенного им в феврале 1880 года взрыва в Зимнем дворце. Но Стрельников, почувствовав опасность, из Одессы стал надолго исчезать, так что непосредственных исполнителей, которых вызывал к очередному удобному дню «технический руководитель» операции Халтурин, из соображений конспирации приходилось отсылать обратно ни с чем. Халтурин выходил из себя от нетерпения, но 1 марта 1882 года так и прошло «неотмеченным». А вскоре из-за обнаружившейся слежки Одессу была вынуждена покинуть и Фигнер, перед самым отъездом узнавшая, что Халтурин вновь вызвал исполнителя, и что на

46

Братья Герасим Григорьевич и Степан Григорьевич Романенко в студенческие годы принадлежали к «Народной воле», но к покушению на Стрельникова прямого отношения не имели. С. Г. Романенко был учеником И. И. Мечникова, дружил с микробиологом В. А. Хавкиным (открывшим впоследствии вакцины против чумы). Весной 1881 года (уже после истории с «Кобзарём») он уехал в Италию для лечения туберкулеза. За границей он поддерживал связь с «Народной волей», ездил встречаться с политическими эмигрантами в Берн. Вернувшись в Одессу во второй половине 1880-х гг., он отошёл от политики и занимался научной работой. Г. Г. Романенко, юрист по образованию, в 1879–1881 гг. тоже побывал за границей (где под псевдонимом Г. Тарновский опубликовал брошюру «Террористическая борьба») и вернулся в Россию, короткое время побыл даже в Исполнительном комитете «Народной воли», но и в октябре 1881 г. был арестован в Москве и сослан в Среднюю Азию. Впоследствии он примыкал к крайним националистам и был редактором газеты «Бессарабец», которой руководил известный публицист-юдофоб П. А. Крушеван.

47

РГАОР. Ф. 102 (Департамент полиции), 3 д-во, 1882, д. 983, л. 5–5 об. Цит. по: Желвакова И. Он успел стать только героем // Факел. Историко-революционный альманах. М., 1990. С. 97–98. «Часто ему [Стрельникову] в руки попадали данные, которые могли бы его привести к раскрытию целых организаций… Он пользовался исключительно сведениями шпиков и предателей, и его внимание часто, благодаря этому, отвлекалось от существенного к маловажному. Психологии нашей он не понимал, она была ему чужда. В наше бескорыстие он не верил. Нас, тогдашних революционеров, он считал обезумевшими честолюбцами, чем-то вроде новых Геростратов. Революционной литературы он не знал и, по-видимому, считал ниже своего достоинства знакомиться с нею. Будь он знаком с программой и организацией партии “Народная воля”, ему не трудно было догадаться, что в Одессе была не одна только рабочая подгруппа» (Дрей М. И. Стрельниковский процесс в Одессе в 1883 г. М., 1928. С. 6–7).