Бен-Гур. Льюис Уоллес

кто-то и, став против него, спросил:

      – Вы не Иосиф ли из Назарета?

      – Так меня называют, – отвечал Иосиф, важно повернувшись в сторону говорящего, – а вас… Ах, это вы! Мир вам, мой друг, равви Самуил.

      – И вам того же, – равви помолчал и, взглянув на спутницу Иосифа, добавил:

      – Мир вам, вашему дому и всем домочадцам!

      С последними словами он приложил руку к груди, наклонил голову в сторону женщины, которая, чтобы посмотреть на него, раздвинула покрывало настолько, что на один миг можно было увидеть ее юное лицо.

      – Вы так мало запылились, – сказал фамильярно равви, – как будто ночевали здесь, в городе наших отцов.

      – Нет, – возразил Иосиф. – Добравшись засветло до Вифании, мы остановились там в канне (гостиница), а затем с рассветом снова были в пути.

      – Да, длинна ваша дорога. Куда же вы идете, не в Яффу, надеюсь?

      – Нет, только до Вифлеема.

      Дружеское выражение лица равви при этих словах омрачилось, не предвещая ничего хорошего. Вместо кашля из его горла вылетело рычание.

      – Понимаю, понимаю, – заговорил он. – Вы родились в Вифлееме и теперь идете туда с вашей дочерью, чтобы там, исполняя повеление кесаря, подвергнуться переписи и потом платить подати. Положение детей Иакова в настоящее время ничем не лучше того, каким оно было во времена египетского пленения, только теперь у них нет ни Иосифа, ни Моисея. Как низко пали потомки могучего народа!

      Иосиф, не переменяя ни позы, ни выражения лица, сказал только:

      – Спутница эта мне не дочь.

      Но равви уже было трудно оторваться от политики, и он продолжал, не обращая внимания на слова Иосифа:

      – Чем же занимаются зилоты (еврейская политическая партия в эпоху войн с римлянами, выступавшая за непримиримую борьбу с Римом) в Галилее?

      – Я плотник. Назарет же – это деревня, – сказал Иосиф благоразумно. – Улица, на которой стоит моя мастерская, не на той дороге, что ведет в город. Работа с деревом не позволяет мне принимать участие в партийных спорах.

      – Да ведь вы еврей, – яростно заговорил равви, – ведь вы еврей, и к тому же из колена Давидова. Невозможно, чтобы вам доставляло удовольствие платить какую-нибудь подать, кроме динария, воздаваемого по древнему обычаю Иегове?

      Иосиф сохранял прежнее спокойствие.

      – Я хлопочу не о размере подати, – продолжал его друг. – Динарий – это пустяки. Нет, дело не в том. Сама попытка обложить нас податью – оскорбление, согласие же наше платить ее будет с нашей стороны подчинением тирании. Скажите мне, правда ли, что Иуда провозглашает себя Мессией?

      – Я слышал, что последователи его говорят, что он Мессия, – ответил Иосиф.

      В эту минуту покрывало отдернулось, и на мгновение стало видно лицо девушки. Равви как раз смотрел в ту сторону, так что успел увидеть редкую красоту спутницы Иосифа. Краска залила ее лицо, и вуаль тотчас же задернулась.

      Политик забыл и предмет разговора.

      – Какая