Лед-15. Линкольн Чайлд

самого Конти и небольшого эскорта из его помощников, в нее входили Экберг, двое операторов и звуковик. За ними следовали, кто пешком, кто на вездеходе, коренастые парни в кожаных куртках. Дюжина пар крепких рук. Кузов «Барса» был вмиг загружен чем-то громоздким, лежащим на деревянных поддонах. В составе съемочной группы ребята в кожанках официально не числились: их наняли сравнительно неподалеку, в Анкоридже, на несколько дней для особых работ. Экберг уже объясняла Маршаллу, что главное – это поскорее отснять все, что можно, вживую, поскольку продюсер на месте, звезда в пути, декорации пока сносные, а деньги быстро сгорают.

      Обычно подъем к леднику Фир занимал минут двадцать, но на этот раз восхождение затянулось. Конти постоянно останавливался, чтобы операторы могли снять гору, долину, раскинувшийся внизу лагерь и саму группу, поднимающуюся по склону. Один раз он задержался на целых десять минут, задумчиво разглядывая ледник, а потом велел операторам взять крупным планом в кадр Экберг. С различных ракурсов, но не захватывая лицо.

      – Почему так? – спросил Маршалл после пятого дубля.

      Экберг откинула капюшон:

      – Я изображаю Эшли.

      Маршалл понимающе кивнул. Эшли Дэвис, ведущая, должна была появиться лишь через два дня, но это нисколько не мешало Конти ее снимать.

      – Неудивительно. Время решает все.

      – Верно. – Она посмотрела на него через плечо. – Послушайте, мне очень жаль, что все так получилось. Извините, что я вас не предупредила, но у меня на этот счет имелись строгие распоряжения. Исходившие прямо от Вольфа.

      – Значит, он тут главный? А я думал – Конти.

      – Эмилио отвечает за весь творческий процесс – съемки, освещение, режиссуру, окончательный монтаж. Но деньги выделяет телекомпания, и последнее слово за ней. А здесь, на вершине мира, телекомпанию представляет Вольф.

      Маршалл обернулся. Вольф не пошел вместе с ними, но далеко внизу можно было различить его призрачно-крошечную фигурку. Он стоял неподвижно за внешним ограждением базы, наблюдая за группой.

      Вздохнув, Маршалл снова повернулся к Экберг:

      – Это у вас в порядке вещей? Все время тормозить, озираться, искать лучший план?

      – Не совсем. Конти сейчас тратит пленки втрое больше обычного.

      – Почему?

      – Потому что он хочет, чтобы этот фильм стал шедевром. Чем-то вроде его «Моны Лизы». И слишком многое ставит на карту.

      – Тогда с чего же великий творец карабкается по кручам вместе с прочим немытым сбродом? Разве его место не в вездеходе?

      – Ему необходимо «помелькать на площадке», как это у нас говорится. Для последующего фильма о фильме, куда в конечном счете войдут и дополнительные цифровые материалы.

      Маршалл недоверчиво покачал головой, глядя на цирк, в который начинала превращаться реальность.

      Едва подъем продолжился, к ним приблизился Конти.

      – Есть что-нибудь, что нам следовало бы знать? – спросил он Маршалла с уже привычным для того итальянским акцентом.

      – О чем?

      Продюсер