Бешенство подонка. Ефим Гальперин

успокаивает Свердлов, – Мне кажется, что товарищу Ленину и товарищам, которые проследовали с ним через территорию Германии, стоит на некоторое время свои выступления на митингах… Давайте без этого.

      – А я думаю, что наоборот! Указ об аресте! Пожалуйста! – петушится Ленин. – Вот я пойду и сдамся властям. Если, конечно, ЦК большевиков подтвердит постановление Временного правительства. Мы превратим суд в трибуну!

      – Не уверен, товарищ Ленин, – говорит Свердлов.

      – А я уверен, товарищ Свердлов! Вот приду и скажу – арестовывайте!

      И тут от двери звучит реплика. Важная реплика. Ее с характерным акцентом произносит человек с неопределенным статусом, скромно примостившийся на табуретке. То ли боевик, то ли телохранитель. Так себе… «Принеси-подай». Это Сталин:

      – Боюсь, юнкера даже не довезут товарища Ленина до тюрьмы. Вон моего подельника в Тифлисе закололи штыками по дороге в камеру. Или из камеры в суд…

      После этой реплики Сталина Ленин сдувается, как проколотый шарик и сползает на стул. Дрожат губы, слеза из глаза.

      Иоффе быстро подносит ему стакан с водой.

      Ленин лихорадочно глотает. Зубы стучат о стекло.

      – Послушайте, грузин, что вы встреваете! – кричит Троцкий Сталину. – Видите что натворили! Вы, вообще, что здесь делаете?

      – Я охрана! И я не грузин! Я осетин! – Сталин бросается на Троцкого. Его пытаются сдержать Зиновьев и Оржоникидзе.

      Иоффе внимательно наблюдает потасовку.

      А Ленин оглядывает всех. До него наконец-то доходит весь ужас его положения.

      Сейчас, после неудачной попытки переворота, арест – это реальность. А там и допрос. А раз так, то, несомненно, его, как основного свидетеля по делу, должны убрать заранее. Кто будет убирать, понятно. А вот как обставят убийство…

      Ленин почему-то вспоминает виденное им через забор во дворе военного училища. Там юнкера отрабатывали штыковые удары на чучеле под команду: «коли, раз!».

      – Постойте, постойте! Нам только драки не хватает, – Ленин переводит дыхание, с трудом поднимается со стула, встает между Троцким и Сталиным. Напряженно вспоминает фамилию (этим ведь он славится в мифах):

      – Вы, товарищ Джу-га…

      – Джугашвили. Партийная кличка Сталин.

      – Товарищ Джугашвили высказал, увы, довольно верное предположение. Ведь не довезут меня, Лев Давыдович. И боюсь, что среди присутствующих найдутся те, кто не сильно этому огорчится. А, вы, товарищ Джугашвили, напрасно, батенька. Осетин… Это, знаете, мелко. Нужно позиционировать себя с большим народом. Грузия! Правильно, товарищ Орджоникидзе?

      Орджоникидзе гордо кивает.

      – А как же тогда товарищ Ленин сможет руководить процессом? – спрашивает Зиновьев.

      – Во-первых, руковожу процессом не я, а мы вместе, – замечает Ленин скромно. – А во-вторых, действительно, как же мне быть?

      – А просто, – предлагает Свердлов, – Вы, Владимир Ильич, будете по прежнему возглавлять ЦК, но из подполья. С крепкой охраной. А мы уж под открытым огнем будем строить… Делегируйте свои