Александрия-2. Дмитрий Барчук

на стол перед главой миссии еще одну визитную карточку.

      – Но запомните: у вас должны быть с собой все документы для совершения сделки. Другой возможности может не быть. Мне надо еще постараться дожить до этого часа.

      Глава 3. Корону – за любовь

      Томск. Октябрь 1858 года

      Он даже не заметил, как коляска въехала в город. Тайга неожиданно расступилась, и они оказались на самой вершине холма, откуда открывался замечательный вид.

      Нудный осенний дождь, сопровождавший их от самого Мариинска, неожиданно кончился. Из‑за туч выглянуло солнце. Оно уже клонилось к закату, чтобы скрыться за лесом на другой стороне реки. Но пока одаривало скупым осенним светом раскисшую от бесконечных дождей сибирскую землю.

      Серая лента реки, причудливо изгибаясь вокруг крутого берега, на который выехали путники, поблескивала в лучах заката.

      – Знатная река. Больше Чулыма, – произнес старец.

      – Видели бы вы, как Томь разливается весной. Всю пойму затопляет. Настоящее море, – добавил купец.

      Федор Кузьмич задумался. Видать, вспомнил, как двадцать с лишним лет назад он с партией ссыльных проезжал через эту реку. Только тогда была зима, сани скользили прямо по льду. Заметала поземка, и подъезда к городу он не разглядел. Теперь же он возвращался назад, на запад. Позади трехдневная тряска по осенней распутице и дорожным ухабам. Дорогу он перенес тяжело – годы все же берут свое.

      Он увидел купола церквей – и сердце его забилось сильнее обычного, и на глазах откуда ни возьмись появились слезы.

      – Это мое последнее пристанище! – произнес старец, глядя на лежащий у его ног город.

      – Полноте, Федор Кузьмич, – поспешил приободрить его Хромов. – Мы с вами еще и в Москву, и в Киев, и даже в сам Санкт-Петербург поедем. Какие ваши годы!

      Старик не стал с ним спорить. Он уже знал все наперед.

      Коляска медленно сползла с горы и выехала на главную улицу. За десятилетия таежной жизни старец отвык от городской суеты и сейчас, не переставая, вертел головой из стороны в сторону.

      Все ему было в диковинку. И крепкие бревенчатые дома, и каменные здания, и торговые ряды со всевозможными товарами, и непролазная грязь на улицах.

      А Хромов, довольный произведенным на старца эффектом, был рад стараться и все больше нахваливал Томск.

      – На этой улице проживают самые богатые купцы. Толкачевы, Некрасовы, Тецковы… Я по сравнению с ними – голь перекатная. Ее прозвали Миллионной. А впереди Торговая площадь или, как ее теперь еще называют, Иверская. Нынче архиерей освятил здесь Иверскую часовню. Говорят, она точь-в‑точь такая же, как в Москве у Кремлевских ворот. Поставлена в честь солдат Томского гренадерского полка, погибших в Крымскую кампанию.

      Старец слушал своего провожатого вполуха и любовался позолоченными куполами собора.

      – Как называется сей храм?

      – Богоявленский, –