Память. Стихи, песни, посвящение. Илья Кузнецов

и Марии.

      Среди людей пишущих есть поверье. В каждую конкретную минуту времени на всей Земле только один человек сочиняет «правильное» стихотворение. Ресурса этой магии хватает лишь на одного. Если бы я не переживал ровно этого ощущения – наверное, не решился бы предать публичности свои сочинения. Часть из них бытовала в разрозненном виде в газетах, альманахах и других изданиях. Однако, рассудив, что самочувствие поэта дает мне право на воплощение этого самочувствия, я все же оглашаю все ожидавшие этого вещи. Поэзия, прежде всего, орган миропознания. Вдохновение приобщает к несомненной правильности бытия. Но через текст эта правильность еще и передается. Возможно, не все здесь было написано в минуты подлинного вдохновения. Я издаю то, что в разные годы написал, для своих друзей и людей самого близкого круга. Что касается взыскательного и образованного читателя – я надеюсь, что он найдет здесь те камертоны, которые вызовут живое представление о времени, в которое они родились. Стихи для миропознания – не то же, что стихи для славы. Окружающего шума они не требуют. И полутора – двух – трех – десятилетняя дистанция от создания до издания это обстоятельство иллюстрирует.

И.К.

      Раздел I. Стихотворения разных лет

      Времена года

      Ночь взялась желтоглазым рассветом

      Ночь взялась желтоглазым рассветом

      Праздник скомкан, в квартирах затих.

      Разбрелись по предместьям поэты

      Прошлогодний дописывать стих.

      Утро бродит меж крыш серой тенью,

      Как колодцы, дворы глубоки…

      Я и время – мы суть и теченье

      Переменчивой быстрой реки.

      Было так, что, наивно беспечен,

      Не ступив на познанья порог,

      Веря в сказки, ты верил, что вечен

      Целомудренный детский мирок.

      Но вода эта, взявши однажды,

      Скорым током меж вех понесла.

      Так прорезался разум, что важен,

      Словно два коренастых весла.

      Стали годы – усталое счастье;

      Стала знания горькая суть.

      Миг, течению кратко причастный,

      Как и малую пядь, не вернуть.

      Очарован мгновенной игрою

      В долгом шторме движений и слов,

      Не приметишь, не вспомнишь, не скроешь,

      Как теченье тебя унесло. —

      Вот, явившись еще раз на деле,

      Ветер времени в дом заглянул

      И к ногам моим с праздничной ели

      Золотистые иглы стряхнул.

Январь – март 1985* * *

      Отгулялся ветер…

      Отгулялся ветер

      Ночь тепло – ясна.

      В снег зеленым светом

      Пролилась луна.

      Белая равнина

      Дремлет под луной,

      Скована незримо

      Чуткой тишиной.

      Лес темнеет сонно,

      Замерли поля,

      И в тиши бездонной

      Дремлет, спит земля.

      Только редко – редко,

      Отряхнув тайком,

      Вдруг обронит ветка

      Тяжкий снежный ком.

      По лесу пройдет вздох,

      В поле зазвенит,

      И пустынный воздух

      Долго звук хранит.

Январь – февраль 1985

      «Мне октябрь в лицо дохнул…»

      Мне октябрь в лицо дохнул

      Блеклым ветром с застывшей просинью.

      Стаей туч, как крылом, взмахнул,

      И остался – слезливой осенью.

      Холодна чернота ночей.

      Больше песен в лесу не будет;

      Лишь бездушный болтливый ручей

      Влажный воздух поутру разбудит.

      Сентября потускнела парча.

      От земли пахнет прелью морозной,

      И беспомощно наги торчат

      На лугу у опушки березы.

      Редок, редок на них сирый лист:

      Ветер рвет его, дождь его хлещет…

      Так на старости, вьюг чуя свист,

      Одинокое сердце трепещет.

      На полях ни души. Тишина.

      Только изредка дрогнет пугливо,

      У межи позабыта одна,

      Ячменя поседелая грива.

      Снится ей снеговая даль,

      Колдовской лунный свет над равниной,

      И стремящаяся печаль

      По ночной дороге пустынной.

Июль 1985