Циция. Александр Михайлович Казбеги

этому чувству. Скрытые от чужого глаза, но понятные им беседы без слов давали им столько счастья, столько чудесной ласки, сулили им такие надежды, что их невольно влекло друг к другу.

      Когда весь разум, вся душа, все сердце, все существо девушки охвачено единственным желанием – быть вместе с любимым, когда всегда и везде стоит перед ней милый образ, тогда тот, кого любит, кого ласкает ее сердце, неизменно сопутствует ей, радуя ее и волнуя, и она каждый день с трепетом ждет минуты встречи, когда сможет сказать ему: «Я твоя!..» Боже, какое это должно быть счастье! И вдруг поперек пути встает какая-то враждебная сила – чужая воля, чужое право, от которых зависит все счастье жизни. Видеть, что сила эта вмешалась, грубо коснулась сокровенного чувства и… своими ушами услышать приговор… Боже, как должно быть трудно его выслушать! Циция испытала сама эту пытку, когда услышала слова отца: «Лучше собственными руками похороню дочь, чем отдам ее за своего батрака».

      Циция упала на тахту. Она долго и горько плакала. И вдруг вскочила, исполненная гневной решимости.

      – Хорошо, если так, посмотрим, за кого ты меня отдашь! – воскликнула она.

      5

      Незадолго до прихода Циции с обедом Бежию, посетил его товарищ-пастух.

      – Мой отец, – говорил юноша, – ходил по твоему поручению к Коргоко и выведал у него окольными путями, не согласится ли он отдать за тебя Цицию.

      – И что же? – почти беззвучно спросил побледневший Бежия.

      – Отказался наотрез выдать дочь за батрака.

      – Отказался, – прошептал Бежия, едва шевеля бескровными губами. – Как же теперь быть?

      – Отец говорит, – пусть не падает духом, может, еще и уломаем его.

      – Все напрасно. Ничего не поможет. Коргоко тверд, как кремень.

      – Что ты, Бежия! Если отец откажет, мы похитим девушку. Сама-то она пойдет за тебя?

      – Не знаю…

      – Ты еще не говорил с девушкой?

      – Нет…

      – Вот тебе раз! О каком же сватовства тогда шла речь?

      – Не знаю, ничего не знаю… Люблю ее, гибну, не могу жить без нее… и больше ничего не знаю.

      – Опомнись, Бежия! – воскликнул юноша. – Вот придет она сегодня, принесет обед пастухам, ты поговори с ней, и если она согласится, все остальное легко уладить; ей-богу, сами все уладим!.. А теперь я пойду, – отару оставил без присмотра… Крепись, брат, мужчине не подобает падать духом.

      Друзья решили, что и в самом деле все зависит от девушки, а отказ отца еще ничего не означает, и, успокоившись, расстались.

      Вскоре пришла Циция и принесла обед.

      Долго сидели Бежия и Циция друг против друга, бессознательными движениями поднося ко рту деревянные ложки с парным молоком. Перед ними на кожаном мешке были разложены ломти желтой, как янтарь, кукурузной лепешки. Они полдничали, но, увы, не чувствовали вкуса еды. Сердца их, переполненные любовью, сладко трепетали, они тянулись друг к другу, охваченные одним неодолимым порывом, а руки и губы их двигались непроизвольно. Страх, мука неизвестности, робость держали их в плену, заставляли молчать…

      – Девушка! –