Отец мой шахтер (сборник). Валерий Залотуха

ним стоял крепкий розовощекий улыбающийся парень. Как и у Макарова, у него, видно, тоже было хорошее весеннее настроение.

      – Не куришь, говоришь? – спросил он, задорно улыбаясь.

      – Не курю, – объявил Александр Сергеевич, начиная подозревать нехорошее и падая духом.

      – Теперь закуришь, – пообещал парень и, широко размахнувшись, въехал кулачищем в скулу Макарова.

      Александр Сергеевич взмахнул руками и полетел спиной в непросохшую весеннюю грязь.

      – Но почему, почему именно меня?! – в отчаянии вопрошал Макаров.

      – Тише, Сашенька, Осю испугаешь, – ласково просила Наташа, успокаивая его и гладя ладонью по здоровой скуле, а другую, где была ссадина, протирая намоченной в одеколоне ваткой.

      Макаров вздрагивал, морщился и продолжал вопрошать:

      – Нет, я спрашиваю, почему меня?! В прошлом году, в позапрошлом и вот теперь! Я что – боксерская груша?

      – Нет, ты поэт, – не согласилась Наташа, – и одновременно ты жертва… разгула преступности.

      – Но я не хочу, не хочу быть жертвой! – воскликнул Макаров.

      – А что же делать, Сашенька? – Наташа со слезами на глазах прижалась к мужу.

      – Наташа… – Макаров обнял жену и сам чуть не прослезился от обиды, боли и благодарности судьбе за то, что у него есть его Наташа.

      Макаров сидел на закрытом крышкой унитазе и, держа в вытянутой руке пистолет, целился в предметы, которые здесь были: в свою зубную щетку, в полувыдавленный тюбик зубной пасты, в лежащего на краю ванны пластмассового утенка, с которым любил купаться Ося, в гвоздь, вбитый в дверь санузла.

      – Саша… – донесся из‑за двери взволнованный голос Наташи.

      Макаров испуганно опустил пистолет и отозвался:

      – Да…

      – Саша, тебе плохо? – спросила Наташа.

      Макаров усмехнулся, посмотрел на пистолет в своей руке и ответил:

      – Мне хорошо.

      – Правда хорошо? – спросила Наташа, и тревога в ее голосе сменилась радостью.

      – Правда хорошо, – подтвердил Макаров и прицелился в зеркало.

      – Тогда слушай! – воскликнула Наташа и стала читать:

      Здравствуй, моя отчизна,

      темный вонючий зал,

      я на тебе оттисну

      то, что недосказал,

      то, что не стоит слова –

      слава, измена, боль.

      Снова в луче лиловом

      выкрикну я пароль:

      «Знаю на черно-белом

      свете единый рай!»

      Что ж, поднимай парабеллум,

      милочка, и стреляй!

      Макаров опустил пистолет и задумался. Это была их игра, семейная игра, продолжающаяся уже почти двадцать лет: Наташа читала новое стихотворение хорошего, только хорошего поэта, а Макаров называл его имя, практически никогда не ошибаясь.

      – Рейн? – спросил он.

      Наташа радостно засмеялась:

      – А ты