Сын зари. Дмитрий Казаков

что никто не ест, и все пялятся на него.

      – Вы чего, братцы? – спросил Колян, прекратив жевать.

      – А вопрос к тебе один имеется, – Иваныч кашлянул и вновь поскреб свою мочалку, но на этот раз как-то даже ожесточенно, и опасливо глянул в ту сторону, где топтался ближайший охранник.

      – Правду ли говорят, что ты в коммуну вместе с Сыном Зари пришел? – необычайно тихо и серьезно для себя осведомился Сема.

      – С кем? – не понял Колян.

      – Ну, с тем, который предсказал, что молния едва не в голову Дериеву шарахнет, – Иваныч говорил почти шепотом, – а два дня назад сбежал, как раз в ту ночь, когда это и произошло. Я разговор камуфляжников слышал, так они болтали, что вас вместе привели. Расскажи о нем.

      – Ну, хм… это да, конечно… – память у Коляна была в общем дырявая, и он смутно помнил того парня, но понимал, что признавшись в этом, мигом перестанет находиться в центре внимания.

      – Это вот тебе, чтобы язык лучше работал, – и Сема, взяв свою бутылку, набулькал из нее в стакан Коляна.

      – Э, ладно! – обрадовался тот. – Сейчас я глотку прополощу, и все расскажу!

      Ведь никто не сумеет проверить его слова, а значит, можно говорить все, что угодно, ну не особенно завираясь, конечно… ну а прикоснуться к чужой славе всегда приятно.

      Вторая пошла еще лучше первой, и Колян, крякнув, решил не закусывать.

      – В общем, я сразу понял, мать моя, что это парняга не из обычных, – начал он. – Собаки, помню… уже меня окружали, и готовились сожрать, и я закричал, да так просто, без надежды особой. А тут в ответ вопят, и эти, с автоматами, и он с ними, но далеко все. Прикиньте?

      Коляна слушали так, как не слушали никогда в жизни – ни жена, надоедливая и склочная, ни отпрыски, вороватые сорванцы, ни собутыльники, более всех звуков ценившие звон стаканов. И ему это нравилось, он старался растянуть удовольствие, добавлять подробности, не очень реальные, но зато красивые.

      – Так вот махнул рукой, и собаки разбежались, скуля и воя? – недоверчиво спросил Сема, когда рассказ был окончен. – Ой, брешешь ты, сдается мне, как сивый мерин, и лапшу нам по ушам развешиваешь. Если он такое мог, то почему позволил себя в коммуну привести, и тут горбатился?

      – Чего бы вы понимали? – Колян улыбнулся с чувством гордого превосходства. – Вот Христос терпел, и нам велел, и этот так же… ты давай, наливай, а то в глотке страх как пересохло.

      И он махнул Иванычу.

      Тот помрачнел, покряхтел, но налил – правда, всего половинку.

      – Это же специально все сделано! – заявил Колян, «употребив» водяру. – Проникнуть сюда, в голово… логово главного этого… нехорошего, и прямо в лицо ему все сказать… Иначе как бы он до майора добрался?

      Сообразил, что немного увлекся, и что отступать поздно.

      – И что он говорил Дериеву? – поинтересовался молчавший до сих пор Ринат, скуластый и черноглазый, положенное число раз в день встававший на колени