Фиолетовый гном. Николай Бахрошин

что удивительно, как еще не бывало у него с женщинами. Она была классной любовницей, а во многих случаях – своим в доску парнем. Понимала и рюмку выпить, и опохмелиться с утра пораньше. Сама выпить любила. Хоть и спортсменка. Спортсмены почти все любят выпить. Это Серега заметил, когда занимался спортом.

      Если бы она тогда проявила хоть малейшее желание, он бы на ней точно женился, вспоминал потом Серега. Для него – это высшая похвала. Но инициативы все-таки он ждал от нее. Сам Серега давно поставил себе за правило: никакой инициативы с женщинами не проявлять. Как раз тот случай, когда всякое телодвижение наказуемо по гроб жизни…

      Все-таки Десантница всколыхнула его – это точно, вспоминал он потом. Вывела из того аморфного, вяло-наплевательского настроения, в котором он пребывал, закончив третий десяток прожитых лет. Сделала то, что не удалось Библиотекарше, Секретарше, Учительнице или кто там еще по списку?..

      Как-то вечером Жека вышел к нему на террасу, устроился в соседнем шезлонге, взял со стола запотевшую банку пива и смачно ее открыл. Надолго припал, жадно глотая и небрежно роняя ошметки пены на светлую майку. Потом оторвался, удовлетворенно рыгнул и шумно почесал пузо. Снова припал.

      Серега с иронией наблюдал за ним.

      Писатель… Можно сказать, самодвижущийся очаг культуры. Поперла культура изо всех щелей, не остановишь, того гляди – пена из ушей закапает… Итак, подавится господин писатель или добьет банку влет?

      – Вот так! – значительно сказал Жека, добив банку.

      – Чего именно? – уточнил Серега.

      – Все подряд! – отрезал Жека.

      Появление Малышева на террасе было неожиданным. Серега привык, что по вечерам Жека запирается в комнате и садится работать. Писать второй роман. Первый он уже написал, крупное московское издательство, что удивительно, приняло его к публикации и даже выплатило приличный аванс. Причем одновременно и за следующее произведение. Вдвойне удивительно.

      Впрочем, первая книга Малышева пока так и не выходила. Жека, хоть и хорохорился, разглагольствуя про мимолетную пыль известности и вечный песок забвения, но ждал ее выхода с нетерпением. Переминался в пяти минутах от славы, как он говорил, жевал сопли и глотал горькие слюни сомнений. Выход книжки затягивался, и нетерпение нарастало. Равно как и слюни, и сопли, и опасения будущего провала…

      – Не работается? – сочувственно спросил Серега.

      Жека только передернул плечами и вытряс в себя последние капли пива. Ловко кинул банку в мусорную корзину. Закурил сигарету и без промедления взялся за вторую банку, с удовлетворением причмокивая губами. Все-таки рожа у светоча мысли, на удивление, хитрая и плотоядная. Может, у светочей так положено?

      Серега весело глянул на него и снова отвернулся к морю.

      Плещется, что характерно…

      – Нет, скажу тебе не таясь, Серый брат, все ваше поколение – законченные индивидуалисты, – вдруг провозгласил Малышев.

      Заявлено было громко, если не сказать – нахально.

      Почему –