Осознавая время. Сборник эссе. Ася Револьдовна Энтова

И античные философы, и потомки бунтаря Авраама уже осознали неповторимость каждой рожденной на свет человеческой души. Конечно, это был еще не современный индивидуализм, а скорее ощущение выделенности человека из безличных и внеморальных природных законов и связи с трансцендентными ценностями34. Античный человек, обретший такое понимание, но не обретший личного бессмертия35, мучительно переживал разлад двух своих ипостасей – природно-родовой и личностно-индивидуальной. Природную родовую сущность человека поддерживал каждодневный труд занятых в домашнем хозяйстве рабов и женщин, осуществляющих продолжение рода. Работа по обеспечению физического, животного существования считалась необходимой, но не достаточной для свободного человека, она не давала ему возможности проявить то, что отличает человека от животного. «Человек – животное политическое», – писал Аристотель, понимая под этим, что истинно человеческое проявляет себя только в специально организованном сообществе – в полисе, который, переживая отдельных людей, сохраняет традиции и память и в некотором смысле так же бессмертен, как боги. Для свободного человека, ведущего достойную деятельность на агоре греческого полиса, зависть к бессмертным богам и героям не была поэтической метафорой – это было повседневное чувство.

      Проф. Лосев36 описывает этот феномен как переход от мифологической и эпосо-героической эпохи, когда человек был неразрывно связан со своим родом и, через него, со всем мирозданием к эпохе классического греческого полиса, когда свободные индивиды осознанно объединялись в полисе для «лучшей жизни», то есть жизни общественно-политической.

      Если в мифологическую эпоху время воспринималось как нечто естественно-природное и неотделимое от мироздания богов и людей и их поступков, то уже в эпоху героического эпоса время стало восприниматься как препятствие для героя, которое иногда требуется преодолеть. А в эпоху полиса оформилось отношение ко времени как к всесметающему потоку, приносящему иногда случайное несчастье, иногда заслуженную кару, но всегда разрушение людских дел и забвение. Победить это время и заслужить бессмертие, как у богов, герой мог только своими выдающимися деяниями, выделяющими его из безличного людского рода и навечно запечатлевающимися в памяти потомков, еще более продолжительной, чем тот или иной полис. Память запечатлевала все выдающиеся деяния: добрые или злые, полезные обществу или нет37. Именно такое отношение породило феномен Герострата.

      В эпоху классического греческого полиса человеческое бессмертие воспринималось только как существование в памяти, как бессмертие великих деяний, передаваемых риторами из поколения в поколение38. Возможны споры о том, способствовало ли такое понимание бессмертия возникновению агонального, то есть соревновательного духа, которым отличались древние греки39 или, наоборот, само является его

34

Спор об определении индивидуализма греческой культуры см., например, в книге Ю. В. Андреев «Цена свободы и гармонии. Несколько штрихов к портрету греческой цивилизации» СПб.: Гос. Эрмитаж; Алетейя, 1998. Глава 5. Рождение личности. http://gumilevica.kulichki.net/AUV/auv1.htm

35

Существование души в подземном царстве не было особо радостным. Понятие о языческом рае возникает позднее.

36

А. Ф. Лосев «Античная философия истории», «Наука», Москва, 1977.

37

Фукидид цитирует слова надгробной речи Перикла о том, что слава Афин зиждется на памяти о добрых и злых делах афинян. Там же говорится о том, что полис гарантирует непреходящую память всем деяниям, достойным бессмертия.

38

Гераклит подчеркивал, что «лучшие из людей непреходящую славу предпочитают смертным вещам».

39

«Добродетель, честь, слава и благородство происхождения с самого начала помещаются внутри круга состязания, то есть в круге игры», – пишет о греках Йохан Хейзинга в своей знаменитой книге «Homo Ludens».