Лесной голосок. С вопросами и ответами для почемучек. Георгий Скребицкий

й, на старой лесной вырубке.

      Как сейчас, помню я этот день, хотя с тех пор прошло более пятидесяти лет. День был по-летнему солнечный, жаркий. Но только мы подошли к лесу, вдруг набежала синяя тучка, и из неё посыпался частый крупный дождь. А солнце всё продолжало светить. Дождевые капли падали на землю, тяжело шлёпались о листья. Они повисали на траве, на ветвях кустов и деревьев, и в каждой капле отражалось, играло солнце.

      Не успели мы с мамой стать под дерево, как солнечный дождик уже кончился.

      – Погляди-ка, Юра, как красиво, – сказала мама, выходя из-под веток.

      Я взглянул. Через всё небо разноцветной дугой протянулась радуга. Один её конец упирался в нашу деревню, а другой уходил далеко в заречные луга.

      – Ух, здорово! – сказал я. – Прямо как мост. Вот бы по нему пробежаться!

      – Ты лучше по земле бегай, – засмеялась мама, и мы пошли в лес собирать землянику.

      Мы бродили по полянам возле кочек и пней и всюду находили крупные спелые ягоды.

      От нагретой солнцем земли после дождя шёл лёгкий пар. В воздухе пахло цветами, мёдом и земляникой. Потянешь носом этот чудесный запах – будто какой-то душистый, сладкий напиток глотнёшь. А чтобы это ещё больше походило на правду, я срывал землянику и клал её не в корзиночку, а прямо в рот.

      Я бегал по кустам, стряхивая с них последние дождевые капли. Мама бродила тут же неподалёку, и поэтому мне было вовсе не страшно заблудиться в лесу.

      Большая жёлтая бабочка пролетела над полянкой. Я схватил с головы кепку и помчался за ней. Но бабочка то спускалась к самой траве, то поднималась вверх. Я гонялся, гонялся за ней, да так и не поймал – улетела куда-то в лес.

      Совсем запыхавшись, я остановился и огляделся кругом. «А где же мама?» Её нигде не было видно.

      – Ау! – закричал я, как, бывало, кричал возле дома, играя в прятки.

      И вдруг откуда-то издали, из глубины леса, послышалось ответное: «Ау!»

      Я даже вздрогнул. Неужели я так далеко убежал от мамы? Где она? Как же её найти? Весь лес, прежде такой весёлый, теперь показался мне таинственным, страшным.

      – Мама!.. Мама!.. – что было сил завопил я, уже готовый расплакаться.

      «А-ма-ма-ма-ма-а-а-а!» – будто передразнил меня кто-то вдали. И в ту же секунду из-за соседних кустов выбежала мама.

      – Что ты кричишь? Что случилось? – испуганно спросила она.

      – Я думал, ты далеко! – сразу успокоившись, ответил я. – Там в лесу кто-то дразнится.

      – Кто дразнится? – не поняла мама.

      – Не знаю. Я кричу – и он тоже. Вот послушай! – И я опять, но уже храбро крикнул: – Ау! Ау!

      «Ау! Ау! Ау!» – отозвалось из лесной дали.

      – Да ведь это эхо! – сказала мама.

      – Эхо? А что оно там делает?

      – Ничего не делает. Твой же голос отдаётся в лесу, а тебе кажется, что кто-то тебе отвечает.

      Я недоверчиво слушал маму: «Как же это так? Мой же голос – и мне отвечает, да ещё когда я уже сам молчу!»

      Я опять попробовал крикнуть:

      – Иди сюда!

      «Сюда-а-а-а!» – откликнулось в лесу.

      – Мама, а может, там всё-таки кто-нибудь дразнится? – нерешительно спросил я. – Пойдём-ка посмотрим.

      – Вот глупый какой! – засмеялась мама. – Ну пойдём, если хочешь, только никого мы с тобой не найдём.

      Я взял маму на всякий случай за руку: «Кто его знает, что это за эхо!», и мы пошли по дорожке в глубь леса. Изредка я покрикивал:

      – Ты здесь?

      «Зде-е-е-сь!» – отвечало впереди.

      Мы перебрались через лесной овраг и вышли в светлый берёзовый лесок. Тут было совсем не страшно.

      Я отпустил мамину руку и побежал вперёд.

      И вдруг я увидел «эхо». Оно сидело на пеньке спиной ко мне. Всё серое, в серой лохматой шапке, как леший с картинки из сказок. Я вскрикнул и бросился назад к маме:

      – Мама, мама, вон эхо на пеньке сидит!

      – Что ты всё глупости говоришь! – рассердилась мама.

      Она взяла меня за руку и храбро пошла вперёд.

      – А оно нас не тронет? – спрашивал я.

      – Не дури, пожалуйста, – ответила мама.

      Мы вышли на полянку.

      – Вон, вон! – зашептал я.

      – Да это же дедушка Кузьма коров пасёт!

      Услышав мамин голос, «эхо» обернулось, и я увидел знакомую белую бороду, усы и брови, тоже белые, как из ваты, будто их нарочно приклеили к загорелому, сморщенному, как печёное яблоко, лицу.

      – Дедушка, а я думал, ты – эхо! – закричал я, подбегая к старику.

      – Эхо? – удивился тот, опуская деревянную дудочку – жалейку, которую он выстругивал ножом. – Эхо – это, милый, не человек. Это лесной голос.

      – Как «лесной голос»? – не понял я.

      – А так. Ты крикнешь в лесу, а он тебе и откликнется.