Память льда. Том 2. Стивен Эриксон

участь своих собратьев. Он считает, это равноценный обмен.

      Ветеран потряс головой.

      – А Фэнер позволяет возложить на свои слова бремя предательства? Сколько благородства будет в его Зверином Лике, когда он наконец загонит в угол Рат’Фэнера?

      – Наш бог не накажет его, Нильбанас. Вы правы, он не сделал бы этого сознательно, ибо это предательство глубоко ранило и ослабило его, и последствия будут губительны.

      – Тогда, – солдат перешёл чуть ли не на шёпот, – кто будет нашей рукой, несущей возмездие, Брухалиан?

      Ухмылка Смертного меча стала ещё мрачнее.

      – Скоро очнётся Кованый щит. Мгновения отделяют его от доклада вестовой. Мгновения – от настоящего понимания. Нильбанас, нашей рукой мести станет Итковиан. Я вас обнадёжил, старый друг?

      Следующие шесть шагов Нильбанас прошёл молча. Впереди раскинулась площадь перед воротами Пленника.

      – Теперь я спокоен, сударь, – его голос звучал глубоко и умиротворённо. – Теперь я спокоен.

      Брухалиан ударил мечом о щит. Чёрный огонь пробежал по клинку, шипя и потрескивая.

      – Они окружили площадь. Войдём?

      – Да, сударь, с превеликим удовольствием.

      Четыре сотни воинов Смертного меча без колебаний вышли на открытое пространство. Тут же прилегающие улицы, в том числе и ту, по которой они пришли, заполонили отряды септарха Кульпата, его урдомы, провидомины и бетаклиты. На крышах появились лучники, а сотни провидоминов, которые лежали перед вратами Пленника, прикидываясь мёртвыми, теперь поднялись, потрясая оружием.

      Рядом с Брухалианом хмыкнул Нильбанас:

      – Изумительно.

      Смешок Смертного меча слышали все, кто стоял рядом.

      – Септарх считает себя умным, сударь.

      – А нас благородными глупцами.

      – О да, мы именно такие, верно, мой друг?

      Нильбанас поднял меч и торжествующе взревел. Размахивая клинком над головой, он завертелся на месте в пляске презрения к смерти. Сомкнув щиты, «Серые мечи» сгрудились вокруг Брухалиана и приготовились принять последний бой посреди площади.

      Старый солдат остался снаружи построения, продолжая вращаться, реветь и размахивать мечом высоко над головой.

      Пять тысяч паннионцев и сам септарх поражённо смотрели на него, не веря своим глазам, напуганные его дикой, животной пляской на мостовой. С беззвучным рычанием Кульпат встряхнулся, поднял закованную в латную перчатку руку.

      И резко опустил.

      Воздух на площади почернел, когда пятнадцать сотен луков запели, как один.

      Распахнув глаза, Итковиан услышал эту песню. Видение накрыло его, вытесняя из сознания всё остальное: он видел, как острые наконечники впиваются в панцирную «черепаху», строй «Серых мечей». Оперение мелькало тут и там. Солдаты шатались, сгибались, падали друг на друга.

      Нильбанас, пронзённый сотней стрел, завершил ещё один круг в ореоле капель крови и рухнул.

      Вопящей стеной паннионская пехота хлынула на площадь. Разбилась о вновь сомкнутые щиты выживших «Серых мечей», которые с трудом пытались