Пророчество Асклетариона. Александр Балашов

обошелся пойлом «Мосплодвинпрома»… Стоило только стакан выпить – и, как истинно русский человек, он сразу же привыкал к хорошему. Не веришь, Звездочёт? Истинная правда! Мне и сейчас вкус портвейна будит в душе прекрасные позывы молодости. Ведь в юности все мы – гении. Пусть не признанные, но обязательно – гении! Сами с усами. Потом эта детская болезнь проходит. Как корь. Или скарлатина… Жаль, что проходит. Хотя – всему свое время. Время быть гением, время бить, время пить и время умирать… Жаль, что не догадываемся попросить у смерти бессмертия.

      – У смерти… бессмертия? – опешил Максим.

      – Бессмертия, бессмертия, сынок, – лукаво улыбаясь, ответил Доктор Велес.

      – Как это?

      Экс-профессор ринулся к книжной полке, забитой старыми книгами и листами с рисунками. Он вытащил какую-то папку и стал швырять на пол рисунки, выполненные карандашом и акварелью, приговаривая:

      – Это не то, это снова не то, это опять не то… А вот это – ТО!

      Доктор Велес бросил рисунок на стол.

      – Вот, зацени, Звездочёт!

      Максим с интересом стал рассматривать рисунок. Ничего выдающегося: умелой рукой акварельными красками был изображён буран в степи. Снежная круговерть, через которую пробивается согбенная фигурка обречённого на смерть маленького человека.

      – Ничего не видишь? – спросил профессор.

      – Метель…

      – Ты путника в ночи видишь?

      – Вижу…

      Ни хрена ты не видишь… Что у него в руке?

      Максим напряг зрение.

      – Какая-то жёлтая точка.

      – Точка, – передразнил парня Доктор Велес. – Это Искра Жизни! Каким-то чудом этот слабый по виду человек сумел сохранить Искру Жизни, парень! Вот что надо художнику, чтобы стать бессмертным.

      Профессор потёр руки, будто они у него озябли, стал, как на лекции в аудитории, прохаживаться у стола – туда три шага, три шага обратно.

      – Знаешь, Звездочёт, этот этюд написал мой любимый ученик, Коля по фамилии Рак. В юности он замёрз в степи насмерть. Двенадцать часов пролежал на снегу при двадцатиградусном морозе. Какие-то шофера подобрали его без малейших признаков жизни. Ну, притащили в свой вагончик, положили окоченевший труп мальчишки на лавку… А к вечеру мальчик открыл глаза.

      – Как тебе удалось ожить? – спросили его потом те добрые люди.

      – Я уснул и во сне попросил бессмертия у смерти, – ответил мальчик.

      – Невероятная история, – выдохнул Максим.

      – Вероятная. Вполне. В застывших клетках, под слоем окоченевших мышц теплилась слабая, но Искра Жизни. Не дать ей погаснуть – вот в чём наша задача. И это главное предназначение истинного Художника на вечной Земле, где жизнь и смерть идут рука об руку.

      Доктор Велес закончил свою лекцию и плюхнулся на кожаный диван, жалобно скрипнувший ржавыми пружинами.

      – Понял хоть что-то, Звездочёт, а?

      – Перевариваю, – после паузы тихо ответил Максим.

      – Ну, ну, – хорошо, коль