Большие машины, маленькие люди. Нора Эрисо

скольких часов, проведённых в ангаре, казался сладким, почти медовым. Пронзительно голубое небо резало глаза: контраст с космической пустотой отдавался в межрëберном пространстве скребущим чувством предвосхищения чего-то важного.

      Фогель никак не мог к этому привыкнуть. Если это и была обыденность, то точно не его.

      Он задрал голову, подставив лицо солнцу целиком, и зажмурился так крепко, что перед глазами заплясали разноцветные мухи. И всё-таки удивительно, что за такой почти невыносимой пронзительностью таилась мёртвая, вечно голодная тишина. Белов об этом постоянно говорил и просил небо быть к ним добрее.

      Сука он, этот Григорий Белов.

      На гудящих от усталости ногах Фогель добрëл до смотровой вышки, закинул рюкзак на покрытые брезентом ящики с песком и запрыгнул следом. В поясницу упёрлось что-то жёсткое. Он поëрзал на одном месте, пока прикуривал сигарету. Потом чертыхнулся и съехал на траву. Земля была тёплая-тёплая.

      Тут его точно никто не мог потревожить. На вышке сержанта Фогель не увидел и был уверен, что до конца дня он там не появится.

      В термосе ещё оставалось немного остывшего кофе. Фогель мог бы взять горячий в столовой, но он любил пить только тот, который варил сам. Зато к столовским пирожкам оказался неравнодушен. Как и Белов, который за этими самыми пирожками и бегал, но не на «генеральскую» половину, а в общий отсек. Оттуда пирожки почему-то были вкуснее.