Сборник метафизических рассказов. Владимир Игоревич Хаустов

сум, красной икры слопал… – Её жрать вредно, там свинцу много.

      Я подошел к окну и бросил в окно сначала графин, потом вывалился сам.

      Когда я упал из окна двадцать второго этажа на асфальт, прямо на осколки графина, позвоночник мой хрустнул, череп раскололся и в левой руке и правой ноге сломались кости. Так же ребра треснув, пробили грудную клетку и вылезли наружу, но больше ничего плохого не произошло.

      Эка незадача, подумал я вылезая из разбитого тела. Непрочно-то как делают, тьфу!

      Ко мне в тот же момент подскочил рогатый, разбитной черт, в надежде получить мою душу.

      Сдавать собираешься или как?

      Спросил он тоном, каким старая бабулька просит забрать пустую бутыль из-под пива.

      На реинкарнацию пойду.

      Сказал я и отправился к дыре в небе, вокруг которой по окружности располагалась надпись: “Реинкарнационный отдел” – Да брось ты! На кой хрен тебе эта мука?

      Гундосил черт, оценивающим взглядом рассматривая мою душу, которую я нес подмышкой.

      Пошел вон, побируха! Работать иди кочегаром, лоботряс! А то в Аду холодно станет!

      Озлобился я.

      Черт отстал, бормоча что-то нецензурное.

      За надувным столом в приемной отдела сидел сильно растолстевший ангел и чудовищно ел селедку. Крылья его были ухоженные, но маленькие по сравнению с его объемистой тушей и пушистые. Своим видом ангел производил ощущение облака.

      Опять Гуллалеев! Ну чего ты все сюда таскаешься?

      Возмутился ангел на удивление высоким голосом. И скормил остаток рыбы       небесной       кошке,       полосатой,       с       розовыми       безволосыми крылышками, напоминающими крылья летучей мыши.

      Мне этот мир тоже не подходит!

      Заявил я и пнул кошку, которая принялась обхаживать меня сужающимися кругами и хищно мяукать.

      Ну!

      Удивился ангел и вытаращил на меня выпуклые, водянистые глаза.

      А что тебе подходит? Может тебя в ад не перевоспитание отправить?

      Брось ты эти сказки!

      Раздраженно сказал я ангелу.

      Ад, Рай… Все это церковная херня на постном масле.

      Гуллалеев, ты уже шестой раз воплощаешься… Поимей совесть! Чем тебе быть мышью не понравилось? Чего ты отравленного сыра наелся? Знал ведь, тунеядец, что сыр то отравленный!

      Ну, предположим, знал… Ну и что? А высоко разумное человеческое существо в мышиную шкуру засовывать – Это что гуманно?

      Или вот сейчас.

      Продолжал ангел…

      Ну, какого хрена ты суицид устроил? А если бы ты своим телом кого прибил? Хрен бы ты тогда так поговорил. Тобой бы тогда “отдел принудительной трансфакации” занялся бы.

      Делать мне больше нечего, как кого-то прибивать своим телом.

      Проворчал я.

      Ладно, посмотрим вакансии…

      Ангел, рыгнув, покрутил ручку граммофонного компьютера на жидких нейтронах и посмотрел в пыльную медную трубу.

      Есть одно место… В камере смертников жизнь закончится. Только вот хрен тебе это место, льготы не будет! А то ты опять к нам придешь, да еще со статусом политического беженца. Нянчись тут потом с тобой.

      Подбирай мир по склонности, да прочие благопупости демократии.

      Я же вам план помогаю выполнять, толстая ты курица!

      Еще оскорбляет! Ух, эти перевоплощенцы! Есть люди как люди, сидят себе в нирване, а этот все в сансару лезет, будто там медом намазано. Просветляться, когда будешь? А? Или ты тут вечно намереваешься бродить и время чиновников отнимать?

      Когда надо, тогда и просветлюсь, тебя не спрошу.

      Я снова пнул кошку, которая подобралась слишком близко.

      Эт точно, хули меня то спрашивать. И живых существ ты не любишь. – Огорченно сказал ангел, провожая взглядом кувыркающуюся под куполом отдела кошку.

      Я кошек не люблю.

      Поправил его я.

      Иди в пятую кабину и приготовься.

      Сказал, вздохнув ангел – перевоплотитель.

      Куда на сей раз?

      Спросил я.

      Много будешь знать, скоро здесь очутишься – криво усмехнулся этот подлый гаденыш.

      Хлюп. Чпок!

      Я опять родился. Потом я вырос и стал человеком. Но, как водится, что со мной это уже бывало, я напрочь забыл.

      Я стоял, разглядывая здоровенную свежую говяжью лепешку, по которой ползали зеленые благовоспитанные мушки.

      Ты меня ни капельки не любишь!

      Захныкала Кугиля и принялась платочком вытирать покрасневший нос.

      Да люблю я тебя, успокойся!

      Я зло высморкался с помощью большого пальца правой руки и посмотрел на жену. Ее бледное лицо с веснушками было похоже на свадебный торт.

      Дура набитая, подумал я и еще раз высморкался, только теперь с помощью большого пальца