Тьма рассвета. Алексей Гротов

чтобы не видеть сны Синодриона).

      Он хотел убежать, но в дверях столкнулся с Нойрой. Она держала перед собой кристаллизованную руку, как щит.

      – Ты… поэт? – её голос звучал как трение льда о стекло.

      Чип Кая завизжал, предупреждая: «Эмпатия запрещена. Эмпатия запрещена».

      – Уйди, – прохрипел он. – Или тебя тоже обвинят.

      Она протянула ему осколок зеркала. В нём он увидел не своё лицо, а Лиана. Брат улыбался, но изо рта у него сыпались мёртвые бабочки.

      – Они дали мне это для тебя, – сказала Нойра. – Он хочет, чтобы ты помнил.

      Кай ударил её. Не потому что хотел – чип взбесился от её слов. Кулак врезался в кварцевое плечо, расколов кожу до кости. Нойра не закричала. Она упала, а из трещин в её теле повалил дым с запахом миндаля – яд.

      – Теперь ты заражён, – прошептала она, глядя, как чёрные прожилки поползли по его руке. – Синодрион не пощадит тех, кто прикоснулся ко мне.

      Сирены взревели. Голоса детей запели в динамиках: «Раз-два-три, ты теперь принадлежишь мне».

      Кай схватил Нойру за уцелевшую руку и потащил прочь. Её кристаллы резали ему ладонь, но это была хорошая боль – настоящая. Не та, что имитировал чип.

      – Куда? – крикнула она.

      – Туда, где умирают стихи! – он улыбнулся впервые за годы, и зубная лунка наполнилась кровью.

      Глава 2: «Ожоги на краю дыхания»

      Бежать было некуда. Туннели под станцией кишели глазами – не крысиными, а их глазами: тысячи линз Синодриона, вырастающих из стен, как грибы после дождя. Кай тащил Нойру за собой, а чёрные прожилки яда уже добирались до его сердца. Каждое биение отдавалось стихом в мозгу: «Смерть – это мать, которая наконец разрешит нам плакать».

      – Замедлись! – Нойра вырвала руку, и её кристаллы оставили на его запястье рваную рану. – Ты умрёшь через десять минут. Дай мне твою руку.

      Она прижала ладонь к его груди. Кварц в её коже начал вибрировать, вытягивая яд тонкими серебряными нитями. Боль была такой, что Кай укусил себя за губу до кости.

      – Зачем? – прошипел он, глотая кровь. – Я же ударил тебя.

      – Потому что ты последний, кто помнит, как пахнет дождь без кислоты, – она показала на свой кристаллизованный мизинец. – Здесь. Под кварцем. Там застыла капля той воды.

      Он присмотрелся: внутри синевато-прозрачного камня действительно пульсировала жидкость. Мираж или правда – не важно. Это стало его новой молитвой.

      Сирены смолкли. Вместо них по трубам пополз смех – скрипучий, надтреснутый. Шёпот научился копировать звуки из прошлого.

      – Кай… – голос Лиана прозвучал прямо за его ухом. – Почему ты бросил меня в реакторе? Я же звал тебя…

      Он обернулся. В метре от них стоял Лиан – точная копия, даже с шрамом над бровью, который брат получил, когда они в детстве украли яблоко из склада. Но глаза были чужими: целиком чёрными, без белков.

      – Не смотри! –